Вагон был собственностью господина Романова. Как и поезд. Да и железнодорожная дорога тоже была собственностью господина Романова, пусть и с формальными оговорками. Чему удивляться: в газетах пишут, что и Край некоторым образом есть собственность господина Романова. А Край – из тех, что меряют во Франциях, Швейцариях и Голландиях. Так и пишут – мол, на территории Края уместятся Франция,Швейцария, Голландия, и еще останется место для пары-тройки Лихтенштейнов.
Но ни одновременно, ни порознь Швейцария сотоварищи сюда не торопятся. Им и в Европе хорошо.
Вместо Швейцарии еду я. В чужом личном вагоне чужого личного поезда.
Сначала-то я летел самолетом. Потом поездом Российских Железных Дорог, хоть и фирменном, но плохоньком. Потом по реке на пароходе. Река большая, пароход старый, я голодный: буфет на пароходе был, но доверия не внушал. Пароход добежал до пристани Крайней – последней на реке. Выше был только Замок, но путь к нему преграждали пороги. Поэтому и была проложена железная дорога – не сейчас, конечно, а в незапамятные времена.
Вагон был особый. Не плацкартный, не купейный, не спальный. Вагон-салон с диванами, креслами и столами. Трофейный. С той самой Войны. Никакой пластмассы, всё естественное. Натуральное дерево – красное. Натуральная кожа. Поискать, то и свастику найти можно.
Стюард предложил подкрепиться, и я сейчас пью натуральный «Боржоми» (знатоки оценят) и кушаю бутерброды с натуральным сливочным маслом и осетровой икрой. Именно кушаю, а не ем: деликатно, откусывая маленькие кусочки. Два небольших бутерброда по триста калорий каждый. Сегодня я могу себе позволить шестьсот калорий жиров и холестерина. Я этого достоин.
Поезд вполз в тоннель, и тут же плавно, как в кинотеатре, загорелись плафоны. Тоннель, верно, тоже принадлежал господину Романову, подумал я, дожевывая последний кусочек бутерброда.
Тут же вошел стюард, спросил, не желаю ли я чего-нибудь еще.
Я, конечно, желал – но отказался. Не из-за гордости бедных, а исключительно ради самосохранения. Это как лавина, стоит только начать, через месяц плюс три килограмма, через год – плюс тридцать три. А через пять лет? Таков удел спортсмена: организм привык много трудиться и, соответственно, возмещать затраты белками, жирами и углеводами в объёмах много больших, нежели у менеджера или даже брокера. Уйдя из Большого Спорта, расстаешься с самыми разными привычками, но тяга к дополнительным калориям остаётся надолго. Выбираешь из трёх: либо больше двигаешься, либо меньше ешь, либо состязаешься со свиньей – кто быстрее наберет вес. Обычно находится компромисс между возможностями, этакий триумвират, но среди трёх равных кто-то всегда равнее других. В моём случае – жесткое до жестокости самоограничение. Не даром я родился под знаком Весов. Каждый грамм взвешивается, каждая калория учитывается.
Поезд выбрался из тоннеля, и я опять стал глядеть в окно. Туман, как в Оберхофе. И пейзаж похожий, даром, что Сибирь. Слева – хвойный лес. А справа – скалы.
Поезд не спешил. Путь извилистый, крутой. Пятьдесят километров расстояния равнялись трем часам времени. Иных пассажиров, кроме меня, не было. Зато был груз, размещённый в двух товарных вагонах. Груз, как и я, прибыл по реке – и тоже направлялся в Замок.
В Москве я ставил ударение на второй слог. В Сибири есть разные станции – Ерофей Павлович, Зима, та же Крайняя, почему бы и ЗамкУ местечка не найтись.
Но на пароходе я услышала – зАмок. Что ж, действительно, богатство способствует подобным превращениям. А господин Романов был богат, очень богат. Во всяком случае, так утверждал журнал «Форбс», поместив его в список ста богатейших людей планеты. Не в начало списка, правда, но и не в конец. В серединку. Не может же такой человек жить в каком-нибудь замкЕ.
Паровоз пыхтел, поднимаясь в гору. Пахло дымом, углем – но не сильно: вагон был сделан на совесть, никаких щелей и пробоин. А вот в поезде Российских Железных Дорог немилосердно дуло отовсюду, и я беспокоился, как бы чего не вышло – в смысле болезней. Вопреки расхожим мифам о пользе спорта, спортсмены болеют не реже, а чаще людей, от спорта далеких. Большие достижения требуют большого напряжения, где напряжение, случается тонкость, а где тонко, там и рвётся.
Полно, полно, какие большие достижения? Я теперь не спортсмен, я – спортивный гувернёр и еду не сражаться за медали, а тренировать дочку господина Романова, причем не для состязаний тренировать, а ради бодрости, грации и пластики. Общефизическая подготовка. Физкультура, в отличие от Спорта Высоких Достижений, безусловно, полезна. Вот и пригласил господин Романов тренером дочки меня, олимпийского чемпиона с дипломом института физкультуры имени Лесгафта и тренерскими сертификатами Германии, Финляндии и Польши. Пригласил – это ради политкорректности словцо, проще сказать – нанял. Что ж, наёмники – люди как все, только им ещё и платят.
Поезд вышел из тумана, оставив его не позади – внизу. Я поднял глаза и увидел Замок. Настоящий замок – с высокими стенами, башнями и донжоном. В Германии, Франции или Чехии подобные замки встречаются сплошь и рядом, но здесь, далеко к востоку от Урала? Ни тамплиеров, ни ливонцев с тевтонцами в Сибири никогда не было.
Или были?
Серые стены высились над туманом, как Фата-Моргана. Может, это она и есть?
Путь пошёл под уклон, туман вновь матово застил окна, Замок скрылся.
Теперь я точно знал, куда ставить ударение.
Стюарт вновь осведомился, не угодно ли мне чего-нибудь: кофе, чая, коньяка или вина, до прибытиячетверть часа.
Проверяет на крепость.
Я поблагодарил – и отказался. «Бойся данайцев, дары приносящих, в обмен захотят они больше».
Четверть часа, пятнадцать минут – два обычных круга, если без стрельбы.
Но её, стрельбы, и не ждали. Откуда здесь стрельба? Не Дикий Запад, где воинственные индейцы нападали на поезда, а мирные путники отстреливались кто во что горазд. Край обширен, но людьми небогат, из полутора миллионов две трети живут в областном, то есть в краевом центре, четверть – в уездных городках, сиречь районных центрах, и лишь одна двенадцатая (пример на простые дроби) заселила остальное, располагаясь всё больше на реке или при железной дороге. Других дорог было мало до слёз. До слёз – потому что и на тех, что были, люди гибли с незавидной частотой. Сам губернатор, который третий месяц был то ли жив, то ли мёртв (во всяком случае, в политическом смысле), умудрился не вписаться в поворот и врезаться в вековое дерево, что стояло в восьми метрах от «губернаторского шоссе», местного национального проекта. Шоссе соединяло краевой центр с пригородным элитным посёлком. Жить в столице Края, рядом с крупнейшим в мире Комбинатом Редкоземельных Металлов – удовольствие небольшое, вот элита и переселилась в образцовый таёжный городок в полусотне вёрст от административного центра, а губернатор, на казённые, понятно, деньги провел к городку шестиполосное шоссе, по которому только и могли с шиком ездить Майбахи, Бентли и прочие мерседесы. Такой вот национальный проект получился.
