Alexander Sizenov - ЛК

Шумный город потихоньку отпускает своих обитателей – люди, уставшие от бесконечного движения и неминуемой тоски будней, ищут утешения в своих теплых, но ужасно одиноких домах. Разбредаются по муравьиным тропам влезают в свои соты – эволюционировавшие каменные пещеры, наслоенные друг на друге. Тут лицо мужчины – шрамы на его коже, словно рельеф жизни, где крайний поезд вывозит его в тыл, последним. Возглас приближается к губам.

Расскажи мне срочно!

Озарение рушится первым этапом. Принятия конца – отрицание. Он убеждает себя, что лишь жестокая шутка фатума навела его на данную мысль – обесценивает слова, смягчает опасения. Он, как сфинкс, свернулся в клубок оттопырив позвоночные острова, а мир вокруг начал мерцать спонтанными оттенками, сердце стучит всё громче. Возникает ощущение как будто ты летишь на огромной скорости ощущая как все что есть вокруг сжимается внутрь самого себя, визуально уменьшаясь. Так все завершилось. Эта стадия принятия конца открывает сложные двери в самого себя, начиная гонку мыслей в голове.

Гнев, раскатывающийся в голове, словно безудержный шторм. Внутренний голос разбужен, кричащий обиды и страха, требующий рассказать ему всю суть, выйти из тени мечт и ложных иллюзий. Мысли о смерти и конце преобразуют его в нечто, уничтожающее всё на своем пути – беспощадное противостояние с самим собой. Волны трепещут, заметив его злобный взгляд, с невероятной ненавистью.

Тотальный мрак накрывает своими угольными крыльями. Белая пелена распространяется выше головы и заполняет пространство под ногами. Именно здесь чувствуется полная обособленность, самобытное существование человека в обрывках легенд и старых законов. Восклицание "Расскажи мне!" возвращается тихим без звуковым пониманием, словно последний крик затерянной души, отчаянно пытающейся найти свое место в общей бесшовной мозаике. Эта стадия требует от него морального искоренения перед самим собой, который даст повод двигаться дальше.

В сжатом пространстве начинает появляться толика искушенного упования на то, что чудеса всё-таки задержат дыхание в его подконтрольном мире. Где он договорился. Он замечает свет блестящих звёзд, недавно ушедших спать. Где рыба выпрыгивает из графина и уплывает от нас, где мы вынуждены наблюдать смену нашего фокуса, с плавников, на проливающийся сосуд. Стадия размышления и переговоры с самим собой – лишь шелковая линия, на которой стоит балансировать.

Тут он находит в себе силы для реализации мягких соприкосновений снов противостояния с неминуемым концом. Он уже начинает принимать его, сознательно интегрируясь в систему бесконечных узлов лабиринта. Ничего не выходит, уже нет ни одного привычного образа. Суть вещей о которых шли разговоры навсегда потеряна, так и не успев проявиться в виртуальности.

Впервые за весь свой опыт, мы открываем свое сердце миру, принимая на свои плечи груз ответственности за нашу жизнь. Внезапные вспышки мыслей начинают казаться не такими далекими и чужими. Мы создаем свой образ ближайшего, наполняя его красками и линиями своих самых сокровенных желаний о которых никто не догадывался.

Бережливо пробуждаясь от потрясного, он отыскивает значимость былых своих дней, и откровенный потенциал в новом. Он покидает свой собственный сферический клубок, разящий волной скрытых намеков и шифров, отплывает от равнодушия к своим былым эмоциям, становясь вечным обладателем своего знания. Отныне "я" противостоит власти конца, начав размашистые шаги по этапу исследования своей сущности.

Начинает готовиться к предстоящему мгновению – целый мир несчитанных веков доступен ему, расстилается океаном пред его ступнями. Апогей самопознания искрится на его пальцах, словно звезда неяркого космоса.

Его дума творит свой опус – убирая из памяти все и завершая его целостность распадом любой новой мысли и желание воли действовать. Наступает реализация всех черт и пороков – человечности яркие страницы. Тихо, почти незаметно, он погружается в эту ступень настоящего ничего, ничего не осознавая. Эта та неизбежность дремлющего потенциала его существования.

Существует искусство ухода от того, что вокруг тебя, определенная церемония, необходимая для уничтожения материальных ценностей. Избавление от символов выраженных в инструментах. Это тщательное и методичное сжигание – когда-то скрытая мечта на задворках его сознания – медленно материализовалось в реальность. Угольно-черная пещера постепенно поглощает все, что может, одно за другим. Тот обычный осенний вечер начался как вдох, ожидающий выдоха, тишина нарушалась лишь шелестом одного хрустящего малинового листа под его ногами, как будто природа тоже начала отбивать похоронный звон на могиле его мирских привязанностей.

Когда он стоял в полумраке своей просторной гостиной, выражение его лица искажали не боль или тревога; это было предвкушение – предвкушение, которое заставляло его пальцы подергиваться, как за несколько минут до первого свидания. Его взгляд скользил по каждому предмету с порочной радостью, наслаждаясь роскошными тканями и сочными породами дерева, которые украшали его дом. Но теперь все они были мишенями для уничтожения, что свидетельствовало о его новообретенном знании.

Приступая к ритуальной чистке, он вонзил нож для резки картона в гладкую поверхность своего кожаного дивана. Он скрупулезно извлек из земли обрывки некогда эластичной ткани, теперь напоминающие ленты: клочья разлетались по холодному деревянному полу, как испачканное кровью конфетти. Он наслаждался реакцией, которую это вызывало: резким шипением лезвия, проходящего сквозь волокна, сухим шелестом разрываемой кожи, вздохом, который оно издавало, создавая вакуум, в котором его прежняя жизнь со скрежетом исчезала.

Уйти, оставить для других – было его единственной мантрой, стучащим барабаном в глубине его груди, тиканьем маятника, отмечавшего биение его сердца. Он повернулся к камину из жемчужно-белого мрамора, где лежала его ценная коллекция антикварных часов, отсчитывая последние секунды. Серебряные циферблаты часов сверкнули, словно подмигивая, когда он приветствовал их уничтожение. Размашистыми жестами он ударял по каждой детали его пожилого, каждый удар был подобен вулканическому взрыву, одновременно вызывая ликование и потерю каждой раздавленной шестерней и треснувшим сапфировым стеклом. Наше время закончилось.

Книги: следующая жертва. Он разрывал их колючки на части, как потрошат свежевыловленную рыбу. Держа их отрубленные тела, развернутые веером страницы, словно крылья охотничьего трофея, он подбросил их в воздух. Они грациозно описывали дугу, делая пируэты, когда плыли вниз, оскверненные истории о ныне списанных солдатах, возвращающихся на поле боя, – яркий ливень в оттенках сожаления и радости. Он собирал воспоминания, как грязные монетки, воспоминания расплывались и деформировались друг в друге, как слои расплавленного воска. Это та информация делающая нас такими, какими мы должны и уйти.