95 …Кто от плода его, меду по сладости равного, вкусит,
Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться,
Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает
Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать.
«Одиссея»
Информационный прогресс сопряжён с антропологической деградацией.
С. С. Хоружий
10 августа
Садовое товарищество «Речник» угнездилось на холме в получасе ходьбы от трассы М1, к югу от маленького уездного центра под Смоленском, малой родины первого космонавта, чьё имя теперь и украшает дорожные указатели на въезде в пределы города. От трассы к садам ведёт кривая тропинка: нужно пересечь ручей и пройти по редколесью вдоль поля. Путь не дальний, но тропа петляет по камням и буеракам, так что престарелым дачникам, – тем, кого больше других влечёт к возделыванию земли – нелегко бывает нести с собой даже самую скупую кладь. Поэтому, следуя своему обычаю, Наталья Игоревна Евхаритская, уже на станции начала искать знакомые лица в толпе ожидающих. Она везла домой два тяжёлых пакета с продуктами и была бы не против получить помощь.
Проснувшись утром, она увидела на экранчике своего телефона льстивое уведомление о том, что честный работодатель, промышленный гигант ELLER, где служила она охранницей, перечислил на её счёт мизерное содержание в полтора десятка тысяч рублей. И поскольку она ждала этих денег, она сразу засобиралась в Гагарин, чтобы прикупить еды, заплатить за воду и свет, а также проверить пустующую квартиру. Теперь, сделав всё это, Наталья Игоревна, довольная, возвращалась в сад.
Солнце полыхало над миром. За окном, объятое его лучами, лежало большое пышное поле. Видно было, что у горизонта оно упирается в тёмный лесной массив. Где-то в грязно-голубом знойном мареве громоздились молочные облака…
Радиоволна доносила до пассажиров голос диктора: пробормотав новости районного масштаба, он пообещал слушателям грозу в конце недели, отчего Наталья Игоревна с удовольствием вздохнула – наскучившая жара понуждала её каждый день бегать с лейкой на огород, а потом ночью она долго не могла уснуть от беспокойства ног и нытья в запястьях.
На очередной остановке, когда схлынула большая часть пассажиров, взгляд Натальи Игоревны скользнул по салону. Один затылок привлёк её. Покрытая лёгонькой матерчатой кепкой лысина показывалась из-за спинки переднего сиденья. Это был Разживин.
Герман Иванович только что вышел на пенсию. У него имелась жена, но вместе их видели редко, из чего любопытными садоводами делались далеко идущие выводы. Участок его находился на соседней линии – за высоким забором высился шикарный трёхэтажный дом с гаражом.
В недавнем прошлом инспектор энергонадзора, Разживин всегда держался бодро, выглядел аккуратно одетым, подтянутым и весёлым. Женщины на него глядели с претензией. Евхаритская окинула взором соседей Германа Ивановича, ожидая увидеть рядом жену, но той нигде не было.
«Один едет» – догадалась она.
Наталья Игоревна ещё не пережила климакс, но уже приучила себя думать о мужчинах исключительно «с практической стороны». Такой подход казался серьёзным. После сорока Наталья Игоревна очень поправилась, заимела второй подбородок и стала серьёзной женщиной. Весь её новый образ сообщал серьёзность. И вот она всерьёз думала о Разживине, как о возможном муже, которого она уведёт от жены и потерпит, чтобы заиметь права на жилплощадь и дачу. Разумеется, Евхаритская понимала, что эти мысли невероятны, но ей казалось необходимым лелеять их, чтобы казаться загадочней и тем самым выделяться на фоне молодых дурочек. Да, это был самообман, но он дарил ей хоть какое-то утешение.
Наталья Игоревна ещё раз с интересом поглядела на затылок Разживина – это несомненно был он.
Автобус подходил к знакомой тропинке. Разживин встал с кресла и, хватаясь за поручни и спинки, поплёлся вперёд. «Нам по пути» – сообразила Наталья Игоревна и тоже взялась за пакеты.
– Здравствуйте Герман Иванович! – поздоровалась она у дверей.
Разживин обернулся с косой улыбкой:
– Здравствуйте-здравствуйте! Давайте, я вам помогу!
– Да не надо, да что вы!..
Водитель распахнул двери и Разживин, сойдя на песок, принял багаж Натальи Игоревны. Вдвоём они побрели вдоль дороги.
– Как там Илья мой? – справилась Евхаритская, когда подошвы их обуви зачастили по примятой траве – Всё доделал?
Разживин взглянул на часы:
– Уже должен закончить… Я как раз, кхм, деньги везу…
Илья – сын Натальи Игоревны – уже месяц как перебрался из города в сад, и жил, подрабатывая на соседских участках. Он возился на огородах, ставил теплицы, латал крыши, поправлял калитки, а теперь докрашивал забор на участке Разживина.
Герман Иванович шёл споро, чуть пригнув голову. На нём, помимо кепки, была белая футболка с широким горлом и мешковатые джинсы; на ногах – кожаные сандалии-плетёнки. Натруженные худые руки его при каждом шаге раскачивались из стороны в сторону, грязное от пигментных пятен лицо влажнело под полуденным солнцем, блеклые серые глаза глядели озабоченно. Наталья Игоревна постоянно отставала, отыгрывая усталость. Она жаловалась на жару, на свои «ленивые» ноги, томно вздыхала, заговаривая о большом букете запахов летом, пускалась в долгие восторженные пассажи, если замечала редкие цветы или крупных насекомых. Чтобы шагалось свободнее и быстрее, Разживин закинул ношу на плечо. Он был внимателен и вежлив, но вопреки привычке говорил мало и только изредка бросал косые и как бы сожалеющие взгляды на спутницу. Наталья Игоревна от того, что разговор не клеился, злилась и на себя и на эти непонятные бегающие движения разживинских глаз и делала всё больше остановок, затягивая и без того утомивший обоих, докучливый диалог. Её тревожили сомнения по поводу своей внешности и поведения. Мысль о том, что она, может быть, выглядит жалкой, вызывала злобу. Когда подошли к садам, она, надеясь дать всему этому другое объяснение, вдруг сказала:
– Герман Иваныч, Илья сейчас всё равно домой… Давайте я деньги-то передам? Скажете, что мне отдали, хорошо?
– А? – удивился Разживин, – Да… Хорошо… Я ему тогда счас скажу тогда… сразу.
– Ага-ага.
И Герман Иванович вынул бумажник, где в отдельном кармашке была заготовлена банкнота в пятьсот рублей…
У ворот, неуклюже пошутив о своей старческой забывчивости, Разживин вернул пакеты, и они разошлись.
Тихо. Ворота разживинского гаража распахнуты, в проём бьёт дневной свет. В углу заметен сидящий на кортах парень с нечистым лицом, Илья. На нём запятнанная чёрная водолазка и обрезанные на коленях трико. На тапках налипло тесто из травы, краски и пыли.