Похороны шевалье де Бринье казались ещё более унылыми, чем подобные скорбные события. Осенний день был дождливым и ветреным. Сиротливые деревья, потерявшие последнюю листву, походили на несчастных калек, что выстроились в ряд за милостыней, протягивая прохожим тёмные корявые ветви. Провожавших было всего человек восемь. Ближайшие соседи, которые отнюдь не скорбели по усопшему, а всего лишь решили исполнить свой христианский долг. Никто из них не знал шевалье и не водил с ним дружбы. И теперь, кутаясь от промозглого ветра в давно вышедшие из моды накидки и шали, кумушки вовсю обсуждали вдову де Бринье. Ведь обсуждать покойника – грех, а посему соседки с удовольствием перемывали кости худощавой даме, что стояла в тоненькой накидке возле гроба. Что ни говорите, но бедняжка Изабель сама виновата в своей участи. Гордыня ещё никого не доводила до добра. Супруга покойного считала себя выше остальных, кичилась дворянским происхождением. Но что проку от титулов и родословной, если на обед подают капустный суп без сала?
Впрочем, чета де Бринье составляла славную парочку. Что муж, что жена были сродни неразумным детям, которые знать не знают, как следует обустроить собственную жизнь. Но в таком случае надо бы обращаться за советом к осведомлённым людям. А де Бринье вообразили, что чужие нравоучения им не нужны. Стоит ли теперь удивляться плачевному итогу? Сами посудите: единственную дочь, которой без малого шестнадцать, мать не пожелала отдать на обучение в обитель, и дом наводняли учителя и гувернантки. Где это слыхано – швырять деньги на лишние знания, если участь любой девушки – замужество? В обители её бы научили вышивать и вести дом, а большего и не надо. Виданное ли дело – еле-еле сводить концы с концами и тратить внушительные суммы, дабы девчонка читала книги, кривлялась под музыку и ездила верхом? Да, всё это бы сгодилось, будь у неё хорошее приданое и возможность заполучить солидного жениха. Но в теперешнем положении несчастная могла рассчитывать лишь на лавочника или трактирщика. А жене простолюдина не пристало выезжать верхом и цитировать заумных писак.
Да что говорить? Одно то, что шевалье цеплялся за свой особняк, уже достойно порицания. Дом и впрямь был очарователен. С чудесной платановой аллеей, садом и озером. Правда, до крайности запущен. Из прислуги держали только кухарку и горничную – ни на садовника, ни на кучера у шевалье не хватало средств. Многие солидные господа предлагали недурные деньги за великолепный особняк, что походил на миниатюрный замок, но Эмиль де Бринье был непреклонен, убеждая, что сроду не расстанется с родовым гнездом. Право же, он вёл себя как недоумок! Здание давно требовало ремонта. Штукатурка того и гляди осыплется прямо на головы жильцам. Заросший ряской пруд и сад, полный сорной травы вокруг шикарных вазонов и скульптур, также требовал ухода. Пожалуй, в одиночку не справиться и следовало бы нанять троих или четверых садовников, чтобы привести всё в надлежащий вид. Конюшня пуста, как птичник и загон для скота на заднем дворе. Словом, потратив деньги на покупку дома де Бринье, пришлось бы ещё изрядно раскошелиться. Но и тех сумм, что предлагали шевалье, вполне хватало на покупку скромного чистого домика в предместье и текущие расходы.
Юная Каролина жалась к матери и потихоньку притоптывала озябшими ногами в слишком тонких башмачках. Её тяготило, что мать стоит столбом, внимая торопливой речи священника, и, кажется, не замечает ни холода, ни моросящего дождя. Конечно, Каролина от всего сердца скорбела об умершем отце. Но его душа уже на небе, где, как известно, не бывает дурной погоды. А бедняжке матери следовало бы поберечь себя. Уже несколько месяцев она мается надрывным кашлем и, по шепотку соседок, выглядит куда плачевней, чем почивший супруг. Каролина прекрасно слышала пересуды за спиной и, в отличие от Изабель, которая погрузилась в молитву, испытывала настоящую муку. Нежные щёки девушки пылали от стыда и унижения, ибо всё услышанное было неприглядной правдой. Каролина любила родителей, однако давно успела понять, что оба они действительно беспомощны и совершенно не воспринимают реальность, вечно утопая в грёзах. Сама Каролина была полной противоположностью отцу и матери – уродилась в одну из своих бабушек, что, по слухам, обладала решительностью больше свойственной мужчинам, упрямством мула и железной волей. Так же как и соседи, она считала, что раз уж положение семьи оставляет желать лучшего, отчего бы не продать огромный особняк, который не на что содержать? Уж лучше жить в более скромном доме, но при этом не лишаться чувств со страху при виде сборщика налогов. Теперь, когда отец так скоропостижно скончался, Каролина надеялась уговорить мать уступить дом за сходную цену.
Но вернувшись с похорон и протянув к огню тонкие изящные пальцы, бледная, с валившимися щеками Изабель даже слушать не стала никаких доводов.
– Ах, Кароль, как ты можешь говорить о посторонних вещах, когда твой отец сегодня обрёл своё последнее пристанище?! – возмущённо воскликнула Изабель.
– Но мама! Дорогой папочка на небесах и избавился от всех забот, а нам надо подумать о себе.
– Оставь меня! – раздражённо бросила Изабель. – Лучше ступай молиться о спасении души бедняжки Эмиля. В твои годы вовсе незачем вникать в дела, которые тебя не касаются.
Каролина вспыхнула и, пулей выскочив из промозглой гостиной, направилась в кухню. Уж лучше сидеть возле остывающей плиты в компании толстушки кухарки и горничной.
Добродушная кухарка Аннет поставила перед юной хозяйкой блюдо с каштанами, что насобирала за оградой, и вздохнула.
– А ты что так горестно вздыхаешь, Аннет? – мрачно спросила Каролина.
– Думаю, мадемуазель, что нам с Нинон придётся вскорости искать себе другое место. Новые хозяева, пожалуй, приведут свою прислугу.
– С чего это? Мать отказывается продавать дом, – пожала плечами Каролина.
Горничная с кухаркой быстро переглянулись.
– Да как сказать, мадемуазель… – замялась горничная. – Хотя, может, это досужие вымыслы.
– Не говори загадками, Нинон, право же, меня это ужасно злит.
– Хм… ходят слухи, что мадам может потерять дом. Так что даже если бы она захотела его продать, то вряд ли теперь это возможно.
– Что за глупости? Особняк де Бринье всегда принадлежал нашей семье.
– Так оно так, мадемуазель, но… впрочем, стоит ли повторять сплетни? – быстро произнесла горничная и поспешила уйти, сославшись на дела. Кухарка тотчас принялась энергично натирать медный таз. Каролина вздохнула: каштаны показались ей горькими, и она молча покинула кухню, отправившись в свою холодную унылую спальню.
