– Ленинградка стоит, – сказал Хижняков с таким видом, как будто: всё, пипец, расходимся. Ну, то, что он не хотел ехать, было видно и так. Прежде чем сесть за руль, он четырежды обошел машину и, кажется, готов был уже поссать на колесо, как космонавт перед стартом.
– Да, вроде, рано еще.
– Не, в это время всегда стоит.
Хижнякова и не узнать. Обычно-то он – мастер весело обскакать пробки, рассекать по дублерам и с трудом разворачиваться в переулках («Ford Transit» – исполинский, в некоторых местечках Европы городские автобусы и то меньше). Да ему, кажется, по кайфу было и в пробках. Ему, видимо, нравилось, что водилы узнают, сигналят, ну, в смысле, не «узнают», а реагируют на все это многогранное, громадно-угловатыми буквами «FILE». Логотипами по всем бортам и во всех проекциях были по-армянски щедро разукрашены все машины телеканала. Тот же Хижняков радостно называл свое шестиметровое чудо-юдо «ECTO-1», то есть как тачку «Охотников за привидениями».
– Да нет, не стоит, шесть баллов, – сказал Гремио, мигом слазив в айфон. Олега это слегка восхитило. Настолько не вязалась хипстерская, яблочная проворность с обликом ряженого в шапке-кубанке, каких-то красных шароварах, в гимнастерке, увешанной какими-то казацкими, а то и вовсе придуманными, орденами до пупа. Можно сказать, в Олеге впервые проснулся профессиональный интерес. Только что он – и интерес, и сам Олег (почти) – дремал, когда они час вымучивали нудное студийное интервью. Великий и ужасный Гремио перед камерой не то что терялся, но нудел, просил переписать, опять начать, но начинал снова с бессмысленной отглаголицы с выпученными глазами. Все это было скучно. Заподозрить в нем иную форму жизни, хотя бы по бесовскому айфону с уклоном в розоватую бронзу, – уже не скучно.
– А мне давно было интересно с вами пообщаться, – соврал Олег, когда отъехали и на первой же мелкой улице встали в пробку (Хижняков мрачно торжествовал). Гремио молчал. Ну конечно, ответных комплиментов не дождешься, Олег ведь человек без лица.
– Это правда, что ваша настоящая фамилия Валиуллин и вы бывший офицер ФСБ?
– Я не думал, что такое уважаемое издание повторяет уличные сплетни, – парировал ряженый.
– Ну, это спорный вопрос.
– Что?
– Корректно ли называть телевидение «изданием».
Олег обезоруживающе улыбнулся, и дальше сохранял ласковую улыбку, хотя всякий журналистский интерес, мелькнувший было, у него пропал. Его не удивляло даже то, что эту уличную сплетню, – действительно ведь эту страшную тайну не проблема было разыскать в сети, – но эту «уличную сплетню» черным по белому пропечатали в той объективке, которую принес чуть ли не сам Гремио. То есть понятно, что в XXI веке можно (и нужно) обойтись без этой фельдъегерской макулатуры, но Олег все же посмеялся над этими официально пропечатанными тайнами мадридского двора: «По другим сведениям – Валиуллин».
Обиделся он или нет, но всю дорогу Гремио демонстрировал, что страшно озабочен и занят, тыкал в экран и постоянно звонил своим (у него был длинный ноготь на мизинце – нечто то ли оккультное, то ли гитарное, но это только усиливало олегову неприязнь). «Свои», кажется, нервничали. Ну да, спектакль уже начинался, все пошло немножко не по плану и не по графику, – ну так меньше надо было выделываться в студии. Впрочем, на «Файле» и без того вечный бардак с графиками, но мерзкому гостю это, конечно, знать не обязательно.
И уж конечно, они постояли во всех обещанных пробках. Хижняков значительно молчал.
Говорят, когда арестантов возят на суд по Москве, то это реальная проблема – ну, там, шесть часов в пробках, жара, туалет в автозаке (то есть его отсутствие), то-се. Без воды. Говорят, это специально применяют к самым именитым, в-прошлом-влиятельным, чтобы сразу сломить. Вчера ты матом министров крыл, сегодня – СИЗО и не позвонить никому, завтра – ты униженно ссышься в раскаленной консервной банке на Ленинградке, на глазах у конвоя. Люкс. То есть специально выбирают такое время… Это к тому, что по сравнению с этим часик с Гремио лицом к лицу (Хижняков, собака, ведь и радио не включал) – санаторий, и Олега давно не парила такая ерунда, как «напряженное молчание». Он отвечал на него рассеянной полуулыбкой и ничего не значащим взглядом сквозь. Гремио же, похоже, это нервировало.
– А вы что же, работаете на теме культуры? – раз запальчиво спросил он, видимо, каким-то боком (и, как ему казалось, саркастически) возвращаясь к теме биографии. Типа – ответный удар.
– Мы на «Файле» все универсалы в плане направлений и тем, – отвечал Олег с кротостью сектанта.
– Но вы, вообще, хорошо в этом разбираетесь?
– Не настолько хорошо, как вы.
В молчании они прибыли в центр. Им открыли шлагбаум. В облупленной подворотне, где о театре не напоминало ничего – кроме, может, извращенно-изящной пепельницы-плевательницы на мощной ноге, – «файловский» автобус окружили несколько темных личностей.
– Всё нормально, это наши друзья, – снова сострил Олег. Гремио с ним даже не попрощался. Он свирепо рявкнул на подручных, когда они выгружали его мешки. Да, его гребанный реквизит тоже пришлось таскать на студию.
– Между прочим, катафалки положено каждую ночь обрабатывать хлоркой, – заключил Хижняков, глядя им вслед, и сплюнул. – По часу.
– Бога ради. Не начинай.
– Серьезно. Есть такой ГОСТ.
– Ага. А кто тут называл машину шмаровозкой? И радостно ржал – ах, не оставили ли гостьи передачи под сиденьем свои ******* трусики… Валер, поживее, мы реально опаздываем.
Их с оператором пропустили со служебного хода, как и было оговорено. Причем, начальник охраны хлопотал и лебезил так, будто это маски-шоу уже пришли. В богато украшенном фойе – люстры, мрамор, портреты артистов и пара подгулявших в буфете эстетствующих пенсионерок, – Олегу пришлось понервничать и самому. Он вызвонил профессора только с пятой попытки. От этого «эксперта» он с самого начала не ждал ничего хорошего – бывают же люди, которым, может, и не девяносто, но девяносто в душе. Они не умеют читать и писать смс, не умеют выключить звук телефона, который разрывается стандартной, на две ноты, трелью в самый неподходящий момент – например, во время съемки, – а выключив, не умеют включить.
Наконец, явился. Но до чего плюгав. Очки станут бликовать.
– Вы же сказали – в антракте… Я, честно говоря, ждал…
– Простите, Владимир Антонович, технические проблемы! Встаньте, пожалуйста, здесь. Валер, где ему лучше встать?.. Валер, петличку.
Профессор заметно нервничал. Пока выставляли баланс белого – смотрел затравленно, как будто листок не просто листок, а снимают его с арестантским номером.
