ГЛАВА 1
Внизу, под скалами, громыхал шторм. Огромные валы бились о каменную преграду, норовя искрошить ее в щебень, в мелкую гальку, обкатанную морем до идеальной гладкости — из такой гальки состояли все пляжи южных берегов Таргодеры.
Вверху, на почти отвесном склоне, горько пахла мелкая горная полынь, цвел душистый тимьян, махал лиловыми метелками шалфей и басовито гудели шмели.
А над головой синело ясное, без единого облачка, летнее небо, сияло солнце, щедро посылая свои лучи на знаменитые виноградники Бьероты, просвечивая насквозь гребни серо-зеленых валов с шапками пены, напекая головы редким путникам. Впрочем, в послеполуденные часы мало кто не пытался скрыться от палящего летнего зноя — в густой ли тени апельсиновых или кедровых рощ, в прохладе ли внутренних двориков, непременно заплетенных виноградом над головой, а в богатых домах еще с фонтаном; на худой конец, хотя бы в полумраке придорожной таверны или постоялого двора. Дорога от Корво до Бьероты, обычно оживленная, казалась вымершей, за последний час Руис не встретил ни души. От нагретых солнцем камней полыхало жаром, и даже Селестия, привыкшая к южному климату, фыркала укоризненно: мол, хозяин, не одурел ли ты вконец, гонять меня по эдакому пеклу вместо того, чтобы оставить отдохнуть в конюшне, перед кормушкой с зерном и поилкой с чистой, прохладной водой?
По правде говоря, этот солнечно-штормовой день очень напоминал внутреннее состояние Руиса Дальено: беззаботное солнце снаружи и штормовые волны в глубине. Руис привык всегда улыбаться, привык казаться беззаботным, даже когда хочется заорать и рассадить кулаки в кровь о ближайшую скалу.
Черт бы побрал все безответные чувства на свете! Безнадежная любовь — это примитивно и пошло, Руис никогда не думал, что умудрится вляпаться в эдакое несчастье. Но мало того, что вляпался — уже больше года не может избавиться от ненужного, неуместного чувства. Его несостоявшаяся возлюбленная давно замужем за другим, а он все страдает, как мальчишка, и ничего не может с собой сделать.
Тамирия Олгрус, то есть уже Тамирия Агидара. Волнующая, притягательно красивая, иногда неуловимо печальная и часто — остроумно-язвительная. Категорически непохожая на всех других девушек, словно бриллиант среди стекляшек. Иногда Руису казалось, что он понимает, почему такая необыкновенная девушка выбрала не его, а сэна Адана, а иногда в голове бился единственный вопрос: «Почему, почему он?» — неотесанный охотник, провинциальный простак, не способный двух слов связать, не запнувшись! Зато способный в одиночку сразиться с разъяренной мантикорой. Не умеющий говорить с девушкой о своих чувствах, зато умеющий кулаками отгонять от нее соперников. Чертов чурбан! Руис рассеянно потер щеку. Рука у сэна Адана была тяжелой, удар запомнился надолго. Как и мучительная неловкость этого ревнивца, когда на следующий день пришел извиняться. Еще и мазь от синяков притащил! Стоило признать, сэн Адан Агидара не был лишен своеобразного обаяния.
Главное, что Тамирия с ним счастлива. Если бы Руис усомнился в этом хоть на миг… о, тогда он нашел бы способ вновь сделать ее свободной! Но она счастлива, даже слепой не сможет этого не заметить.
И потому Руис очень старался не думать о Тамирии. А если думать, то как о дальней родственнице, все же он тоже не чужой семейству Агидара. А родственница — это уже совсем другое. Вожделеть родственницу — отвратительно и мерзко.
«Еще год или два, а может, три, и я сам в это поверю, — усмехнулся Руис своим мыслям. — Смогу встречаться с ней спокойно и смотреть в ее чудесные глаза, не жалея о несбывшемся».
Но проблема в том, что встреча с Тамирией ждала его через несколько часов, а не лет. Скоро дорога свернет с прибрежных скал в долину, разрежет надвое виноградники и упрется в городские ворота Бьероты. А там — немного попетлять по извилистым узким улочкам, и…
И он наконец увидит ее.
Раз уж его занесло в эти края, раз он будет в одном с ней городе, нельзя не зайти в гости. Хоть ненадолго, хотя бы чисто символически. Нарочито и демонстративно проигнорировать родню — это оскорбление. Его не поймет никто. Хотя нет, Тамирия — поймет. Ей даже думать долго не придется, чтобы догадаться об истинной причине. И это самое ужасное.
Кто-нибудь, умеющий говорить красиво, сказал бы, наверное, что душа Руиса Дальено рвалась на части. Что одна часть стремилась к любимой на крыльях искреннего чувства, а вторая предпочла бы оказаться сейчас не на южной окраине королевства, а где-нибудь на севере. Хоть в той же Сеталье, кстати, родном городке Тамирии. А то и вовсе на краю света, хоть на Крокодиловых островах.
Но Руис, несмотря на то, что умел разговаривать с девушками, не запинаясь на каждом слове, все же был чужд витиеватых красот изящной словесности. Холодная логика чисел была ему ближе. И сейчас он склонен был оценивать ситуацию в привычных терминах бухгалтерского баланса. Дебет и кредит, плюс и минус. У него есть несколько часов, чтобы загнать чувства поглубже и вспомнить все те вопросы, которые будет полезно обсудить с артефактором семьи Агидара — Тамирией, и с добытчиком животных ингредиентов — Аданом. Руис, как финансист семьи, просто обязан донести до них сложившуюся на рынке артефактов обстановку, согласовать стратегию, предложить несколько выгодных направлений работы на ближайший год.
Уйдя в свои мысли, он не обратил внимания на далекое конское ржание, а вот Селестия оживилась, прянула ушами, фыркнула.
— Что там? — Руис похлопал кобылу по белоснежной шее. — Кто-то едет? Ничего, здесь дорога уже не такая узкая, мы друг другу не помешаем.
Действительно, еще с полчаса назад даже два всадника разминулись бы с трудом на дороге, где по одну сторону высились отвесные скалы, а по другую — те же отвесные скалы обрывались пропастью над бушующим морем. А между тем Руис все отчетливей слышал стук колес — быстрый, неровный. Точно не медлительный почтовый дилижанс, скорее легкая карета. И несется так, что разумным будет присмотреть обочину пошире и уступить дорогу. А то разбирайся потом, кто виноват во внезапном столкновении! Да и никакое разбирательство не вылечит покалеченных людей и лошадей.
А здесь склоны становились более пологими, неровными — где отвесное каменное «зеркало», где густые заросли ежевики над узким ручьем, а где — почти гладкая лужайка. На одну из таких лужаек Руис и свернул, осадил Селестию, отпустил повод, позволив ей пощипать густую траву. Вовремя — перестук колес слышался уже совсем близко, и с ним вместе Руису вдруг почудились совсем другие звуки.
Он даже головой тряхнул: не послышалась ли отменная ругань звонким девичьим голосом? Но невидимая пока карета приближалась, и до него донеслось вполне отчетливое:
