Глава I. Посещение монастыря
В первых числах декабря 1637 года в Сент-Антуанском предместье Парижа царили шум и суматоха. Несмотря на сильный дождь, купцы, ремесленники, торговцы, спрятавшись от дождя под навесами – их сооружали в то время в нижнем этаже почти каждого дома – или сидя в своих жилищах, живо и громко разговаривали между собой из двери в дверь, из окна в окно.
Обсуждали они великое событие дня: король, не закутанный в плащ, как прежде, и не в закрытых носилках, а в щегольской карете, сопровождаемой мушкетерами и придворными лакеями, проехал через Сент-Антуанское предместье, отправляясь в Благовещенский монастырь. В нем несколько месяцев назад поселилась его последняя фаворитка – добрая и кроткая мадемуазель де ла Файетт.
Всем известно – ла Файетт сделалась врагом кардинала Ришелье, поскольку не желала подчиниться его воле и отказалась ему содействовать, пытаясь освободить короля от сильного влияния могущественного его министра. Убедившись в своей неудаче, решила она искать в монастыре убежища от соблазнов света. Король согласился на эту разлуку, чтобы положить конец докучливым просьбам и советам кардинала. На подписанном Людовиком акте об удалении мадемуазель ла Файетт заметны следы слез, – следовательно, ла Файетт не утратила еще своей власти над королем и из стен монастыря надеялась воздействовать на его ум и сердце.
Когда в Париже узнали о новом посещении королем Благовещенского монастыря, уже четвертом в течение месяца, тревога распространилась по всему городу, будто опять произошел набег испанцев или взятие Корбии.
Жители парижских предместий, люди простые, верили в могущество кардинала и вовсе не думали о серьезных последствиях визитов Людовика в монастырь, куда заточила себя его фаворитка, но догадывались о их причинах.
Естественно, множество различных догадок и предположений, бессмысленных и неправдоподобных, теснилось тогда в воображении. Например, королева Анна Австрийская сама приказала заключить ла Файетт в монастырь и принудила произнести обет безвыходного жития там. Или король, влюбленный более чем когда-либо, просил папу вмешаться и благодаря главе Римско-католической церкви фаворитке, освобожденной от монастырского заточения, разрешалось снова показываться в свете. То король женится на ней, расторгнув (и все при помощи папы) брачный союз с королевой, которая, прожив с ним столь долгое время в замужестве, до сих пор бездетна.
– А почему этого не может быть?! – вопрошал уличный оратор, снимая кожаный передник и бросая его в свою лавку в надежде свободой движений и величественностью позы придать больше значения своим словам. – Король Генрих Четвертый собирался ведь жениться на своей возлюбленной Габриели д’Эстре. Только герцог Сюлли помешал ему, и напрасно! Габриель д’Эстре, право, не хуже Марии Медичи.
– Габриель, по крайней мере, француженка! – возражал другой, гордо оглядывая всех вокруг и моя руки под водой, текущей с желоба крыши.
– Не нуждаемся мы в королевах, которых вывозят нам то из Испании, то из Италии! – восклицал пожилой купец, во времена Генриха IV большой приверженец Лиги.
– Да, это правда! – замечал молодой подмастерье. – Разве мало хорошеньких девушек у нас во Франции? – И с самодовольной улыбкой обращал взор на красавиц соседок – работниц, служанок, прачек, белошвеек: все они с любопытством высовывались из окон.
– Нашим королям выбирать бы себе невест из знатнейших фамилий Франции, – право, лучше! – советовал толстый торговец, переговариваясь через улицу из своей лавки с соседом сапожником.
Уже наступила ночь; дождь продолжал идти сильнее прежнего. Граждане все беседовали о королеве и папе, о мадемуазель ла Файетт и короле. Любопытные прождали не напрасно: выехавшая из Благовещенского монастыря карета промчалась наконец по каменной мостовой Сент-Антуанского предместья. Людовика XIII сопровождала, как и несколькими часами ранее, большая свита – мушкетеры и придворные лакеи. К несчастью, король проехал при проливном дожде в совершенной темноте – от сильного ветра погасли все факелы придворных лакеев. Так достиг он Сент-Антуанской заставы, возвращаясь в свой Луврский дворец.
Итак, из всех описанных толков ни один не близок к истине. А между тем последствия этого посещения оказались чрезвычайно важны для Франции и даже для Европы.
Людовик любил прежде мадемуазель д’Отфор, фрейлину и любимицу королевы; но, подозрительный и вместе с тем робкий и боязливый, устрашился привязанности д’Отфор к своей повелительнице. Не решался довериться ей, бывшей в дружбе с королевой, с немалой грустью думая, что этот союз, который намеревался заключить для себя одного, в утешение своего сердца, всегда жаждущего любви, послужит только сближению его с королевой. А он не имел и не хотел иметь с этой женщиной других отношений, кроме тех, что предписывались этикетом двора (и в особенности кардиналом), поэтому долго, сначала без успеха, боролся с этой любовью и страстью, беспокоившими его в домашних и политических делах.
Легкомыслие и ветреность д’Отфор пришли ему на помощь. Исполненная тщеславия, она радовалась, что покорила сердце короля, и даже не скрывала, что любезность и ласковость его отнюдь ее не прельщали, а только льстили ее самолюбию. Людовик заметил даже, что она не так расположена к нему, как к маркизу де Жевру, которому оказывала особенное внимание, даря нежный взор и приветливую улыбку. Чтобы отомстить ей за это, он изгнал маркиза, а желая заставить страдать ее гордость и самолюбие, сделал вид, будто ищет себе другую фаворитку. Безжалостная д’Отфор расхохоталась, узнав об изгнании маркиза (возможно, чтобы сократить время этого изгнания). Уверяют, что она показала совершенное равнодушие, увидев, что король обратил свое внимание на мадемуазель ла Файетт, одну из ее подруг.
Имея в виду только мщение, Людовик XIII нашел то, чего до сих пор безуспешно искал: добрую подругу, которая сострадала его душевным тревогам, разделяла их, делала все, что могла, чтобы усладить и успокоить сердце монарха. У нее, как бы из сожаления, возникло к нему чувство самой чистой и нежной любви. Но добродетельная ла Файетт, не довольствуясь тем, что трудилась для его счастья, имела также стремление, чтобы он достиг славы. Ей хотелось восстановить значение короля, одаренного от природы некоторой силой и твердостью характера; честолюбивая мать старалась подавить это в нем, считая сына слишком робким и слабодушным, а Ришелье, умный, искусный политик, подчинил его своей воле, сделав вторым после себя лицом в государстве. Фаворитка, решив действовать в пользу короля, осмелилась бороться против этого министра, и ее уход в монастырь показал всем, на чьей стороне победа.
