Неспешно поднимающееся на востоке солнце возвестило начало нового весеннего дня на юге Англии. Восход преобразил природу, ещё несколько часов назад казавшуюся мрачной и безжизненной. Первые солнечные лучи осветили сочную зелень лугов, заставляя крупинки утренней росы сверкать миллионами бриллиантовых искр. Солнечные блики скользнули по кронам деревьев и крышам домов, осветили мелодично журчащие воды ручья.
Поднявшееся над горизонтом солнце осветило и стены каменного дома в поместье Брайнсхолл. Это старинное и величественное двухэтажное здание с дубовыми парадными дверьми, огромными витражными окнами, высокими мраморными колоннами и несколькими башенками не одну сотню лет принадлежало роду Брайнсов. Сейчас в нем жил вдовец Оливер Брайнс со своими детьми.
Мистер Оливер родился и вырос в этом поместье. Ему было шестнадцать, когда родители погибли во время эпидемии брюшного тифа. На хрупкие плечи юноши легла ответственность за жизни трех младших сестер. Преодолев все тяготы и невзгоды, он сумел пережить трудные времена, сколотить неплохое состояние и сохранить поместье в своем владении. Все три сестры Оливера вполне удачно вышли замуж и разъехались в разные графства Англии. Оставшись в одиночестве, он продолжал заниматься делами, а затем в его жизни появилась она. Восхитительная, божественно прекрасная Мэрид О`Конелл – дочь ирландского эмигранта. Это была любовь, как сказали бы поэты, с первого взгляда, вздоха, прикосновения… Он был вне себя от счастья, когда возлюбленная согласилась выйти за него замуж, и все годы брака боготворил свою жену. Восемнадцать долгих лет они жили в счастье и согласии, воспитывая двоих прелестных детей – сына и дочь. Мэрид была самой счастливой женщиной, ибо рядом с ней всегда был страстно любящий её муж. Но, увы, восемнадцать лет – это всё, что было отведено их счастью. Тринадцатого ноября 1741 года появились на свет два мальчика-близнеца Питер и Кристофер, в этот же день их мать скончалась. Смерть Мэрид подкосила Оливера, и только осознание ответственности за жизнь детей придало ему сил. Шли годы, дети росли, Оливер старел, однако неизменным в его сердце оставалось чувство безграничной любви и преданности своей жене.
Этим утром мистер Брайнс поднялся в кабинет, чтобы до завтрака по обыкновению разобраться с письмами, однако все планы вылетели из его головы, стоило открыть дверь. Казалось, по кабинету прошелся ураган. Окно было распахнуто, ещё вчера аккуратно разложенные на столе бумаги разлетелись по всему кабинету. Разлитые чернила успели надежно впитаться в белый ковер, создавая нелепое впечатление неопрятной кляксы. Книги покинули шкаф и перекочевали в самые отдаленные уголки комнаты, а паркет был покрыт сажей из камина. Этот хаос был создан руками двоих шестилетних сорванцов, застуканных на месте преступления: один из них все ещё подбрасывал в воздух листы бумаги, а второй старательно выводил руками на паркете чернильные узоры. Увидев отца, ребята быстро переглянулись и выскочили из комнаты.
– Мэри! – Хриплый баритон хозяина прозвучал угрожающе. Уже через секунду за его спиной появилась пожилая женщина, с нескрываемым ужасом в глазах взирающая на то, что творилось в кабинете.
– О, мистер Брайнс, простите меня… – Она прижала ладонь ко рту и со страхом посмотрела на хозяина. – Я всего на минуту отлучилась на кухню… Я даже не думала, что они посмеют зайти в ваш кабинет… Я всё сейчас приберу.
Женщина забежала в комнату и начала лихорадочно подбирать валяющиеся на полу бумаги.
– Мэри. – На этот раз голос мистера Брайнса прозвучал мягче. Он аккуратно взял няню под руку. – Позовите Люси, пусть она все уберет.
– Конечно, сэр. Сию минуту.
Женщина убежала на первый этаж, а мистер Брайнс, тяжело вздохнув, пробрался к своему столу. Оливер Брайнс не был человеком грубым или суровым, каждая черта его лица говорила о мягком и покладистом характере. Он уже смирился с тем, что няня не способна внушить его детям хороших манер и подумывал о том, что пора нанять гувернантку.
Вошедшая в комнату служанка принялась наводить порядок, бурча под нос об отсутствии манер у детей и о том, что им давно следовало бы устроить взбучку. Мистер Брайнс принялся разбирать бумаги, но вскоре бросил это занятие и перевел взгляд на залитую солнцем лужайку. Вдруг по дому разнесся звонкий женский крик. Оливер вскочил со стула и выбежал в коридор. По широкой мраморной лестнице поднималась юная девушка с письмом в руках.
– Джоанна, милая, что случилось? – напряженно поинтересовался он.
– Papá! Я только что получила письмо от Уильяма! – Девушка протянула отцу листы и отдышалась. Мистер Брайнс развернул письмо и, нахмурившись, начал его читать.
У нас появилось несколько минут, чтобы взглянуть на девушку, которую он назвал Джоанной. Это была дочь мистера Брайнса. Мы беремся за непосильную задачу, желая описать внешность этой особы, ведь ни одно перо в мире не способно передать всей прелести её облика. Юной леди было всего семнадцать лет – прекрасный возраст, возраст расцвета небывалой красоты. Можно было сравнить это дивное создание с нежным цветком лилии, но такое сравнение лишь бросило бы тень на её необычайную красоту. Длинные черные волосы легкими волнами обрамляли прекрасное личико, бездонные зеленые глаза сияли, словно нефритовые луны, каждая черточка ее лица – изгиб черных бровей, форма алых губ, идеально очерченный маленький носик – все было идеально. Прелестный стан, тонкая шея, изящные ручки, длинные ноги – казалось, это не простая женщина, а, скорее, какое-то божество. Даже её движения, улыбка, взгляд, хоть и самый мимолетный, казались волшебными.
– Моя дорогая! – воскликнул мистер Брайнс, взглянув на дочь. – Неужели это правда? Мой сын действительно завтра приезжает?
– Да, papá! – Девушка улыбнулась. – Уильям приедет уже завтра. И если верить тому, что он пишет в этом письме, пробудет дома не один день!
– Отличная новость! – Оливер обнял дочь. Письмо от старшего сына заставило его забыть о проказе младших. Он не стал возвращаться в кабинет, сразу спустившись вместе с Джоанной в столовую к завтраку. За большим столом из красного дерева уже сидела няня Мэри и её подопечные, близнецы Питер и Кристофер. Как только мистер Брайнс и Джоанна вошли в столовую, мальчики виновато потупились и пролепетали что-то невнятное – очевидно, слова раскаяния, навеянные строгим внушением Мэри.
– Питер, Кристофер. – Мистер Брайнс занял свое место во главе стола и сурово посмотрел на сыновей, – ещё несколько минут назад я был близок к тому, чтобы запереть вас в доме до скончания века…
