А жизнь-то – не такое уж и дерьмо, как я о ней думал все мои годы. Налаживалась.
Одна беда: в себя я прихожу лишь на закате, как только сумерки в покоях начинают сгущаться.
Сумерки – это благодать. Окна в моей комнате – узкие бойницы, в них и так проникает не слишком много света, но они всегда закрыты ставнями и плотными гобеленами. Солнце для меня невыносимо. Было. Три месяца назад. Сейчас уже не так жжет, но привычка осталась.
Зато я свободен. Ну, если не считать того, что прикован к постели.
Зато уже не надо никуда бежать, даже если бы мог. Да и некуда.
Зато я – князь. Дед меня признал за кровного внука и проклятие снял. Всё легче.
И у меня в собственности – пока совместной с дедом, но это мелочи для вчерашнего нищего принца – есть замок и неплохой такой кус земли, побольше королевства Ардонии, с которого начинал путь к власти над миром мой создатель Ионт.
Пока мне не до мира, и даже не до моих владений.
Пока все мысли, все чувства, весь мир сосредоточились для меня под левой лопаткой. Мерзавец Сьент не просто подрезал мое крыло силы. Он сделал так, чтобы рана не затянулась, и я не мог восстановиться.
– У меня должна быть уверенность, что князья Энеарелли не закроют передо мной ворота замка, когда я приду, – сказал Гончар прежде, чем уехать в Озерную обитель. – Единственное лекарство Райтегора – быть рядом со мной. Чем больше расстояние между нами, тем сильнее будет боль.
А увезли меня далеко.
И эта сволочь медлит с приездом. Чтобы я проникся. Чтобы ждал с нетерпением.
Три месяца жду «наставника», как девка суженного. Тьфу.
Поначалу было больно от каждого шороха, от звука человеческого голоса, от всего мира. Говорят, я страшно орал и мечтал сдохнуть. Врут, гады. Может, и орал, но вот сдохнуть – не мечтал, не дождутся. У меня главное дело еще не сделано в этом мире.
Сейчас восприятие притупилось, или я научился его контролировать.
А в последние трое суток совсем полегчало. Потому-то я и счастлив.
Значит, мой враг уже близко. Теперь я его чувствую, как железо – магнитную гору. Иногда кажется: будь у меня чуть побольше сил, сам бы потащился к нему навстречу и вцепился в горло, лишь бы скорее прекратить эту пытку.
Потому мои вассалы и караулят меня, как арестанта – вдруг сбегу от них.
Зря боятся.
Не к лицу князю Энеарелли ползти к врагу поскуливающей шавкой. Особенно, когда единственная мечта – вцепиться ему в горло и порвать. А нельзя. Нельзя! Еще десять лет мне придется сдерживать это желание. Тренировать выдержку.
Ничего, какие мои годы? Дождусь своего часа. Я же не человек. Нелюди живут куда дольше людей, а мне всего восемнадцать. Как вчера выяснилось.
Тихий, как шелест, звук отвлек меня от мрачных воспоминаний. Дверь приоткрылась. Говорю же, бдят. Спасибо, не у постели стоят со свечками. Всяких рыцарей-сиделок я давно из покоев выгнал – надоели своим ржаньем, гоготом и жизнерадостными мордами. А слезливых девчонок и вовсе не подпустил к себе. Терпеть не могу сочувственные вздохи и дрожание ресниц. Не дай Эйне, разревутся еще.
– Не мешай, ничего мне не надо! – громко сказал я, чтоб потом не притворялись, что не слышали.
Щель увеличилась. Просунулась широкая и полосатая морда Граднира, чаще всех стоявшего на страже в самое глухое время суток. Ночной образ жизни вполне устраивал его кошачью натуру.
– Точно ничего не надо? – спросил настырный. – Может, на горшок проводить?
– Граднир, вон! – свирепея, прорычал я.
Дверь захлопнулась.
Гады. Никакого почтения к сюзерену! Причем, я не просил эти наглые морды набиваться мне в вассалы. Просто не смог отказать им в защите.
Моё совершеннолетие отмечали вчера скромно, без балов и трехдневных пиров. В узком кругу. Собрались дед Дорант, бабка Анита, полсотни моих дарэйли и столько же рыцарей из самых знатных в княжестве Энеарелли.
Дед, в отличие от меня, за три месяца почти оправился от смертельной раны. Никто уже не мог поставить под сомнение его дееспособность. И он отчеканил, глядя в перекошенные знатные рожи своих баронов, что я, пусть и нелюдь, отныне его законный наследник.
И по всем правилам старый Дорант Энеарелли разделил со мной власть над землей и людьми… пока на правах соправителя. А корона владетельного князя не убежит, вот как совсем поправлюсь, так и надену.
Темнит дед.
Забыл он, что отрекался от короны, когда при смерти лежал в грязи близ Озёрной обители. И никто ему напоминать не стал, хотя тогда его же рыцари были свидетелями. Заляпанная кровью бумага с отречением и его подписью валяется у меня в ящике стола. Печати на ней все равно нет. Мусор, а не документ.
Осуждать старика не могу, и рвать остатки власти из его рук не буду. Над людьми по-прежнему он стоит. Вот и хорошо: им привычнее, ему сподручнее.
А мне и моих демонов хватит. Да и других дел.
Для начала – наверстать десять лет отсутствия в этом мире. Залатать дыры в образовании, натренировать ум, раз уж физически я пока – слабак и ничтожество.
Пока я подтягивал географию и политические расклады Подлунья. С тех пор, как я убил императора Ионта и бежал в другой мир, здесь многое изменилось.
Карту мира – огромную, во всю стену – слуги повесили напротив ложа, и я поневоле, едва продрав глаза, запоминал расположение и названия бухт, портов, городов и сел.
Наши с дедом владения – почти в центре Подлунья, хотя и находится княжество на краю земли, на берегу Закатного моря.
На востоке от него лежит весь огромный материк Геш. Сейчас это бурлящий междоусобицами котел с остатками распавшейся Ардонской империи.
На западе – океан, где господствует королевство Тысячи Островов.
На севере и юге вздымаются гряды гор с нашими рудниками и шахтами.
Маленькое королевство, чего уж там скромничать. Хотя, если вспомнить, что формально я до сих пор – наследник императора Ионта, то поскромничал изрядно.
Еще одна важная бумага поселилась на столе. План замка.
Я протянул руку к столику в изголовье ложа, взял тяжеленный серебряный кубок и отпил глоток горькой воды. Какая-то лекарственная дрянь. Дейя постаралась – ее присутствие явственно ощущалось, словно на плечо легла прохладная ладошка дарэйли воды.
Удивительное дело: сил меня почти лишили, а чувствительность возросла.
Хорошее лекарство. Бодрости сразу прибавилось. Я сел, спустил босые ноги на ледяной пол. И зачем я приказал выбросить все ковры, кто бы мне напомнил?
Стул, на который я оперся – это не я слаб! это пол скользкий, зараза! – скрипнул.
Тут же распахнулась дверь и ворвался Граднир.
– Стой, княже! Я помогу!
Да щас! Совсем меня за дохлого держат.
– Не надо! Я с вашей помощью скоро совсем ходить разучусь! – проворчал я. Добрался до стола, сел в кресло и разгладил план замка.
