Ему вовсе не показалось странным, что дом, расположенный в таком удачном месте, (хотя, это как кому), пустовал уже несколько лет. А место ему, как частному предпринимателю, очень даже подходило. Рустам считал, ему сказочно повезло. Еще бы. Теперь товар до точек продажи везти рукой подать.
Как и многие его соотечественники, бегущие от войны в Абхазии, он решил обосноваться в Украине (хотя страна, в принципе не имеет значения). Его приютом стал маленький, провинциальный городок Л. (что тоже не принципиально). Люди везде любят мандарины и покупают первые весенние тюльпаны и ветви мимозы. Именно этот товар он привозил из теперь далекой Родины и вполне успешно реализовал в городке. А дом стоял как раз у самого рынка. Причем самого центрального из центральных. И автостанция рядом. И до железнодорожной станции совсем недалеко. А цена, запрашиваемая хозяйкой за большой дом с сараями и гаражом, вознесла его к небесам. Настолько она была непритязательна. Рустам мог (и заплатил бы не торгуясь) заплатить и вдвое, и втрое больше. Он лишь пораженно глядел на маленькую испуганную женщину, старательно отводящую от его лица глаза.
– Чего так мало просила, вай? – на радостях спросил Рустам, когда документы были подписаны и деньги перекочевали из его рук в руки женщины.
– У тебя дети есть? – неожиданно спросила она и не дожидаясь ответа, торопливо добавила. – Ты их сюда, в дом, не торопись везти.
– Почему? – с недоумением взглянул на сникшую женщину. – И дом хороший, и места много. Песочницу поставлю, качели…
– Ремонт сначала сделай. – перебила его бывшая владелица дома, и кивнув ему на прощание, скрылась в толпе. Рустам, словно на крыльях, поехал осматривать свои новые владения. Бывшая хозяйка права: дом требовал ремонта. И за годы забвения, кое где он требовал капитального ремонта. Нужно было все еще раз, теперь без эмоций, ликованием рвущихся наружу, все осмотреть, прикинуть, что и сколько нужно купить для обустройства жилища для любимой жены Лилии и двух очаровательных дочек.
Калитка старого забора встретила его протяжным скрипом. Заросший сорняками двор, пустая собачья будка: даже эта безрадостная картина не сумела погасить его ликования. Все, все у них будет: и чистый, ухоженный и расцвеченный красками цветников, уютный двор. И качели, и детский счастливый смех. И даже неуклюжий маленький золотистый щенок, которого он видел в журнале. А будки и цепи не будет. Никто в этом доме не будет страдать. Будет вольер и будет мягкая подстилка в углу этой веранды. А зимними вечерами, когда вьюга будет петь свои заунывные песни, будет камин. И двое его дочерей будут возиться перед ним с огромным золотым псом. А он и его Лилия будут сидеть на мягком уютном диване, и он будет нежно гладить ее живот, в котором будет расти его сын.
Замок на входной двери долго не поддавался ключу, отвергая всякую попытку чужака проникнуть внутрь.
– Ты бы лучше завтра с утречка приехал. – раздалось за его спиной и Рустам, едва не подпрыгнув от неожиданности, обернулся. – Сейчас, в сумерках, нечисть потягивается, зыбкое время. – продолжала монолог старуха – соседка, стоя со своей стороны забора и крестясь.
– Ох, ханум, какая еще нечисть, вай? Зачем джигита пугаешь? Соседями будем! Дружить будем! Я купил этот дом, ты чего плохого не думай. – Рустам сошел с крыльца. – Замок, вот, не открывается.
– Я говорю, завтра приходи. – повторила старуха. – Вместе со слесарем. Дом старый, замок старый, сам намучаешься, пока откроешь.
– Так я осмотреться хотел. В доме. Ремонт нужно делать.
– Вот завтра и посмотришь. А сегодня чего смотреть? Света в доме нет. А в потемках что разглядишь?
– Права ты мать, права. – Рустам задумчиво кивнул головой. – Завтра приеду. Мандарин тебе привезу.
– Поезжай сынок, поезжай. – старуха подняла было руку чтобы осенить крестом спину шагающего к калитке Рустама, но со вздохом опустила. Побоялась Бога гневить. Кто знает, слышала она, что восточные люди другую веру имеют, кто их разберет.
Большую часть ночи ему не спалось. Рустам глядел в потолок ставшей вдруг ненавистной съемной квартиры и мечтал. Его губ то и дело касалась счастливая улыбка. У него есть дом. У его семьи есть дом! Он обещал любимой, что все сделает. Обещал еще тогда, давно, три года назад, когда выкрал ее из родного дома, силою взял в горном ауле. Слушал ее горький плач, гладил вздрагивающие от рыданий плечи и обещал, обещал, обещал… а потом укачивал на своих руках, когда она доверчиво уснула на его груди. И улыбалась во сне…
А потом было плохо. Все было плохо. Их семьи не приняли выбора своих детей. Лилия, нежная девочка, не смела вернуться домой. А он, Рустам, не мог постоянно защищать ее от нападок своих сестер и матери. Ему необходимо работать. Все чаще его Лилия, его нежный цветок, встречала его с красными от пролитых слез глазами. Все реже дарила ему свою улыбку. Это разбивало ему сердце. С рождением дочерей ситуация стала еще хуже: Лилия, еще не окрепшая после сложных и мучительных родов близняшек, физически не успевала делать всю возложенную на нее работу и заботиться о малышках. Она словно свеча на ветру, угасала. А Рустам не смел ей помочь, опасаясь гнева матери. А потом была война. Она отняла множество жизней и поломала огромное количество судеб, но стала переломным моментом для его семьи. Его отец и зятья погибли в одночасье. Рустам стал единственным кормильцем, единственной опорой, этому женскому царству. Теперь его Лилию признали своей, помогали, баловали малышек, лишь бы Рустам мог достойно содержать семью. И он это делает. А теперь у него есть дом, в который приедут его любимые!
– Готово. – слесарь толкнул дверь, и она недовольно скрепя давно не смазанными петлями, распахнулась. Рустам, не глядя сунул в руки слесаря купюру и переступил порог.
– Ты бы там поосторожней. – мужчина удовлетворенно сунул полученные деньги в карман. – Место тут говорят, нечистое.
– Ну, оно и понятно. – отозвался Рустам. Он миновал короткий темный коридор и разглядывал просторную кухню и большую печь. – Здесь не жили, потому и грязно. – коснулся старого дивана, и под рукой скрипнула старая в трещинах дерматиновая обивка. – Ремонт сделаем, и будет чисто. И красиво.
– Да я не это имел ввиду… – начал было слесарь, но осекся и махнул рукой. – А, ладно. Ну, прощай, хозяин.
– До свидания. – Рустам уже стоял среди гостиной и сокрушенно оглядывался: сорванные обои, изломанная, будто в припадке ярости, мебель, сорванные с петель двери в остальные четыре комнаты. Бумажный четырехугольник привлек внимание: он поднял с пола пожелтевшее фото. Свадьба. На ступенях дворца бракосочетания группа счастливо улыбающихся людей, празднично одетых, с охапками цветов в руках. В центре жених и невеста. Даже на старом фото видно, насколько это не гармоничная пара: она даже в свадебном платье не выглядит ни счастливой, ни красивой. Круглое, словно полная луна, лицо, заливает румянец гнева, губы кривятся в слабом подобие улыбки. Она смотрит не в камеру. Ее пронзительно колючие глаза испепеляют молодую хорошенькую девушку, дружку, стоящую рядом с женихом. Она тоже не глядит в объектив фотокамеры: с нежной, грустной улыбкой смотрит на жениха. Из всей четверки новобрачные, дружок и дружка, только жених позирует фотографу. Остальная тройка ведет незримую для остальных войну – диалог взглядов, движений. Их эмоции не трудно прочесть на лицах: дружок влюблен в дружку, но та его не любит, она влюблена в жениха и страдает. Страдает от съедающей ее ревности и невеста, ее пылающий цепкий взгляд подметил, как нежно ее новоиспеченный муж держит за руку дружку. Рустам цокнул языком и упустил старое фото на пол. Как сложно устроена русская душа. Воистину, она потемки. Если джигит любит, он добьется. Любишь: укради, заплати калым и женись.