– Я буду Элизой из «Двенадцати лебедей», – сказала Аликс. – Она стала королевой! Она самая красивая!
Никто не возражал, потому что все знали: Аликс – самая красивая из трех дочерей короля Кристиана Датского. Значит, ей и быть Элизой.
– А я буду танцовщицей, – заявила Тира. – Из «Стойкого оловянного солдатика».
– Какая скука! – фыркнула Аликс. – Всю сказку она простояла на полке.
– Зато она самая храбрая, – возразила Тира. – Она не побоялась прыгнуть в огонь к своему солдатику.
– Да ее просто ветром сдуло, – снисходительно заметила Аликс, но, увидев, что у младшей сестры набежали на глаза слезы, испугалась: – Хорошо-хорошо, будь танцовщицей, если хочешь. А Минни? Кем будет Минни?
Дагмар, средняя сестра, которую домашние звали Минни, по ее первому имени – Мария, пожала плечами:
– Не знаю. Я не желаю быть кем-то.
– Хочешь обидеть господина Андерсена? – нахмурилась Аликс. – Неужели тебе не нравятся его сказки?
– Ее высочество будет принцессой на горошине, – поспешно произнес Ганс Кристиан Андерсен, который был частым гостем в Фридериксборге, дворце датского короля.
В детстве он умудрялся перебираться через ограду дворцового парка и играл с принцем Фридрихом, ставшим впоследствии королем Дании. И даже был допущен к его гробу. Фридрих не оставил потомства, и королем объявили его родственника по материнской линии, Кристиана. Он тоже покровительственно относился к странному, очень высокому и худому человеку с пышными волосами и голубыми глазами и постоянно приглашал его во дворец. Принцессы обожали Андерсена и его сказки. Впрочем, его боготворила вся Дания, и вся Дания дивилась, что он презирает лучшее, что создал, – очаровательные сказки, безуспешно мечтая прославиться как драматург. Его пьесы были смешны своей беспомощностью! Вообще над Андерсеном часто смеялись, ведь он уделял внешности очень мало внимания и носил поношенную одежду. Однажды на улице его остановил какой-то щеголь и с издевкой спросил:
– Скажите, эта жалкая штука у вас на голове называется шляпой?
– А эта жалкая штука под вашей модной шляпой называется головой? – парировал Андерсен.
Он никогда не давал себя труда приодеться, являясь во дворец, однако там это не имело никакого значения. И когда Андерсен бывал во Фридериксборге, то начинал верить, будто его сказки действительно хороши. Сестры знали их наизусть. Все.
– Принцессой на горошине! – испуганно воскликнула Минни. – Но я ненавижу перины! На них так жарко спать!
– Минни будет русалочкой, – не без ехидства сказала Аликс.
Она немного завидовала сестре, которая плавала лучше всех в семье, даже лучше братьев. Когда королевскую семью в теплые, солнечные летние дни изредка вывозили на берег, в купальню, Минни переодевалась быстрее всех и, подбирая подол сорочки, неслась к воде. Охрана едва успевала отвернуться, чтобы не зреть принцессу в неглиже. Вслед за Минни несся ее любимый пес Барклай, виляя хвостом и изредка взлаивая от переполнявшего его восторга. Минни влетала во всегда студеные волны Северного моря так стремительно, словно это были теплые воды Средиземноморья где-нибудь близ Ниццы или в Италии, бежала по мелководью, смешно поднимая коленки, а потом ныряла и надолго исчезала под волнами, на которых теперь качались только чепчик и купальные туфли. Пес высоко поднимал морду над водой и завывал, описывая круги вокруг того места, где исчезла его обожаемая хозяйка. И вдруг темная, облепленная мокрыми волосами головка появлялась меж волн – с таким счастливо-отрешенным выражением лица, словно она побывала в неведомом, прекрасном королевстве. Может, она видела тот мир, где живут русалки? Но почему не хотела быть русалочкой, прелестным существом из чудесной сказки?
– Я не хочу быть русалочкой, потому что она потеряла своего возлюбленного, – ответила Минни. – Я лучше буду Гердой. Ведь она нашла Кая в конце концов.
– Да, – кивнула Аликс, – но победить Снежную Королеву было нелегко, ведь она сильная, как смерть! Наверное, Кай стал совсем другим человеком, когда вернулся к своим розам…
– О, это правда, – пробормотал Андерсен, дивясь ее мудрости и вместе с тем наивности.
Дети – а принцессы были еще детьми! – не способны понимать сложные аллегории. Им кажется, будто Кай и Герда вернулись домой, а они обрели блаженство в райском саду, победив Смерть любовью…
На глаза сказочника навернулись слезы. Это была всего лишь незамысловатая игра, но он почему-то подумал, что сейчас три принцессы предсказали свою судьбу.
Время покажет, что он не ошибся. Аликс станет женой короля, как Элиза. Тира спорхнет с трона к стойкому оловянному солдатику, хотя и не сгорит вместе с ним, а только душу обожжет. Минни… Жених Минни покинет ее ради смерти, но она сумеет вернуть его.
Однако это будет уже совсем другой человек.
Девушка сидела на высоком берегу, свесив ноги к речной сизой волне, и заплетала косы. Солнце пронизывало волосы насквозь. Белая рубашка была спущена до пояса, и Никса видел тонкую цепочку позвонков, тянувшуюся вдоль нежной спины.
«Кто это? – смятенно подумал он. – Неужели русалка?»
Он повернул голову и огляделся. Здесь, в лесу, куда он неожиданно забрел, все было возможно, особенно когда так сладко пахло цветами и травой, разогретыми солнцем. Раздался шорох. Никса быстро обернулся, боясь, что девушка исчезла, и замер. Она не исчезла, а поднялась на ноги и теперь смотрела на него, торопливо натягивая рубашку на плечи. Недоплетенная коса лежала на правом плече, а распущенные волосы окружали ее голову половинкой светящегося ореола. Никса смотрел на нее и думал, что не видел ничего красивее в жизни. Ничего и никого. Даже среди фрейлин матушки не было ни одной, подобной ей. Может, такой красоты у людей не бывает? Вероятно, она и впрямь русалка, лесная жительница?
Однажды ему и брату Саше (все домашние называли его Макой, но Никса терпеть не мог этого глупого прозвища, которое годилось для какого-нибудь увальня, а не для честного и прямого Саши) пришлось полчаса просидеть в заброшенном лесном шалаше, спасаясь от дождя. С ними был стременной из царскосельской конюшни Савелий, он-то и рассказал, что русалки живут не в реках и морях, как раньше думали братья, а именно в лесах. В реках обитают водяницы, в морях – фараонки. А русалки качаются на березовых ветвях и сводят с ума неосторожных парней, которые не успели сотворить крестное знамение.
Да ведь эта девушка стоит под березой! Рука Никсы начала подниматься, и пальцы уже сложились в троеперстную щепоть, как незнакомка вдруг заговорила.
– Ты правда царевич? – спросила она самым обычным, человеческим голосом. А Никса думал, что русалки поют, словно сирены, которые заманивали Одиссея на свой роковой остров.
