Илья.
– Сделай погромче, Саныч, – произношу громко, стремясь отвлечь своего политтехнолога от вороха лежащих на столе бумаг. То, что я вижу в экране проклятого телевизора гораздо интереснее.
– А что там, Илья Владимирович? – он нехотя берет со стола пульт и увеличивает громкость. – Да сдались они вам? Позеры эти продажные…
– Помолчи, говорю. Это… Это моя жена.
Его лицо мгновенно меняется от охвативших недоумения и удивления. Саныч молча кивает и встает с кресла. Подходит ближе к висящей на стене «плазме», чтобы получше разглядеть Еву… А она изменилась… Элегантный светло-голубой костюм, длинные сережки со сверкающими камнями, макияж…
Впиваюсь в экран взглядом, мысленно костеря себя за то, что так и не пошел на этот прием… Вокруг Евы столпились журналисты: парнишка с «Пятого» канала – я его знаю, дамочка с каре и длинным любопытным носом – знаменитая Сосновская с «Сокол-ТВ», корреспонденты «России-1», «Первого», «НТВ»… Прищуриваюсь, чтобы разглядеть лицо Евы сквозь «забор» толстых, протянутых к ней микрофонов. Вроде бы те же глаза – карие, как блестящие каштаны, длинные волосы цвета молотого кофе, завитые на концах, изысканный макияж. Ее губы улыбаются этим проходимцам с микрофонами, глаза источают внимание, а голос… Когда она начинает говорить, я тоже, как и Саныч поднимаюсь с кресла.
– Спасибо за ваш вопрос, – изрекает она без смущения. Расправляет плечи, держится до черта уверенно. – Да, наш фонд обеспечил более ста детей нейро-ортопедическими пневмокостюмами «Атлант» и более пятидесяти детей лечебными костюмами «Адели».
– Что за хрень? – подает голос Саныч. – Какие еще костюмы?
– Помолчи, Сан. Потом…
Ева еще что-то говорит, но я почти не слышу… Смотрю на нее впервые за четыре года, невольно возвращаясь в прошлое… Вспоминаю ее глаза – другие и вроде бы те же… Карие, испуганные, молящие.
«– Пожалуйста, Илья… Позволь мне показать, какой я могу быть… Я прошу тебя».
Она стояла передо мной в тонком, как паутинка пеньюаре – униженная, заплаканная, влюбленная в меня… Не говорила, что любит, я сам это видел. Увидел, когда уже было поздно врубать заднюю. Обещание, данное Аксёнову, давило бетонной стеной на совесть, я просто не мог отказаться от свадьбы. А Ева… Черт знает, когда она успела напридумывать себе что-то большее, я ведь не давал обещаний и планов на нее не строил. Но она, оказывается, на что-то рассчитывала, за тем и пришла ко мне в комнату после церемонии бракосочетания.
– Не понимаю, Илья, вы не виделись четыре года?
– Немного больше, – замечаю сухо, опуская ладони в карманы брюк. – Пожалуй, надо встретиться с ней и попросить развода. Раньше мне это не требовалось, а теперь…
– И теперь не надо, – оживляется Саныч. Прищуривает свои и без того крошечные круглые глазки и улыбается, обнажая белоснежные, с голубизной виниры. – Кандидат в сенаторы от области обязан быть образцовым семьянином, – елейно продолжает он. – Надо, напротив, попросить эту юную красивую дамочку подыграть тебе.
Перевожу взгляд на экран, невольно залипая на открывшейся картинке: Ева бесперебойно рассказывает журналистам о своем фонде, воодушевленно сыплет цифрами оказанной детям, больным ДЦП материальной помощи, поправляет волнистые волосы, демонстрируя ярко-красный маникюр… Не знаю, что я сейчас чувствую… Пожалуй, серьезный удар по самолюбию. Я ведь думал, что она скучно живет… Прозябает в коттеджном поселке Уланово, заботясь о тяжелобольном отце и вспоминает нашу единственную ночь… Мне хотелось, чтобы так было. А тут… такое…
– Она не станет подыгрывать мне, – цежу сквозь зубы. Не вижу себя со стороны, но почти уверен, что рожа у меня сейчас кислая.
– Надо заставить, Илья Владимирович. Всего-то пару месяцев и… все… Разведетесь после вашего избрания, и будете жить, как прежде. Мне искать ее телефонный номер? Или вы…
– У меня он есть. Надеюсь, не изменился. На всякий пожарный найди в поисковике сайт ее фонда. «Ева», кажется?
– Сейчас, босс, – скалится, как удав Сан Саныч. Политтехнолог у меня хоть куда – пронырливый, бессовестный, беспринципный, если дело касается победы. В общем, свои деньги он получает заслуженно.
Ева не меняла телефон… Набираю цифры позабытого номера и жду ее ответа, слушая монотонные гудки в динамике.
– Да, слушаю, – наконец, отвечает она.
– Привет, Ева, – произношу, сдавливая переносицу и устремляя взгляд в окно.
– Здравствуйте, а вы кто?
– Как кто? Илья Богданов. А я разве…
– Прости, я просто давно удалила твой номер.
И смешок… Такой легкий, искренний. Выходит, правда выбросила меня из головы и удалила номер. Не в пример мне…
– Мне нужна твоя помощь. Вернее, услуга. Скажи, мы можем встретиться?
– Если нужен развод, без проблем, Илья. Мои юристы быстро оформят бумаги, и ты… Нам даже не придется встречаться.
А ее голос изменился… В нем появились незнакомые мне стальные нотки.
«– Я… Пожалуйста, всего одна ночь. И я больше никогда не встану у тебя на пути. Я прошу тебя».
– Эй, Илья, ты еще здесь? – с легкой усмешкой произносит она, вырывая меня из задумчивости.
– Ева, нам нужно встретиться. Это не телефонный разговор. Ты можешь сегодня?
– Нет, – усмехается она. – С чего ты взял, что я буду по первому твоему требованию менять график? У меня встречи расписаны на месяц вперед. Поэтому, будь добр, позвони в приемную и запишись. Телефон моего секретаря найдешь на сайте фонда «Ева».
Позерша хренова! Вздумала со мной играть, мстить за прошлое? А как иначе объяснить ее поведение? Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсти и пялюсь на потухший экран телефона… Она меня послала. Отправила куда подальше… к секретарю.
– Послала? – тихонько спрашивает Саныч, покручивая в руках карандаш.
– Да. Ищи адрес гребаного фонда, Сан. Ее домашний адрес, наверняка она съехала с дома в Уланово. Куда такой фифе теперь там жить! Все ищи! Подними на уши сведения обо всем. Черт тебя дери!
– Успокойся, Илья. Ну, послала тебя баба, что из этого? Ты ее видать в прошлом обидел?
«– Извини, Ева. Ты знала, на что шла. Любовь договором не предусмотрена, поэтому…»
«– Я все понимаю, Илья. Прощай. Спасибо за помощь папе».
И глаза, глаза, глаза… Молящие, почти черные. Губы – пересохшие, полные, дрожащие. Интересно, насколько она изменилась сейчас. Любопытство сжирает меня как раковая опухоль. Неужели, я так ее тогда задел? Так сильно, что боль в ее сердце уверенно поднимает голову, стоит мне замаячить на горизонте?
– Сейчас позвоню знакомому оперу, он пробьет сигнал ее телефона. Попробуем сопоставить, где она может быть, – пялясь в экран ноутбука, деловито произносит Саныч. – Офис «Евы» находится на проспекте Кутузова, с адресом проживания сложнее… Она ведь может быть прописана где угодно, даже в коттедже поселка, а жить…
