Серафима
– Эй, красавчик! Повтори коктейль! – выкрикивает моя подруга бармену и толкает по барной стойке наши пустые бокалы.
Я дергаюсь под ритмичную музыку. Таша взвизгивает и присоединяется ко мне. Мы сталкиваемся бедрами и подкручиваем задницами под свист парней справа от нас.
Забираем напитки и пробираемся к своему столику прямо через танцпол. Всасываю несколько глотков голубого коктейля через трубочку и поднимаю бокал над головой, чтобы не расплескать. Музыка сменяется, и люди на танцполе сходят с ума. Как и мы с подругой. Таша хватает меня за руку и, приблизив свое лицо к моему, громко орет слова песни. Я повторяю их вместе с ней, срывая голос. Завтра вообще говорить не смогу, но пофиг. Прямо сейчас мне так круто отрываться, что я не хочу думать ни о чем другом.
Танцуя, мы наконец добираемся до столика, за которым сидит наша компания.
Сегодня день рождения у Влада Матвеева, и он заказал столик в клубе нашей семьи. Да, с одной стороны, для меня это так себе затея. Потому что люди Матвея наверняка следят за мной, как коршуны. Но плюс в том, что если у меня возникнут хоть малейшие проблемы, эти проблемы тут же упрут мордами в пол и выпроводят из клуба. А я останусь тусоваться дальше.
– Сима! – выкрикивает Рустам, парень с четвертого курса.
Он ничего такой. Высокий брюнет с острым взглядом. Правда, немного пугающий. По крайней мере, для меня. Я привыкла никого не бояться, но все равно от некоторых личностей по спине проходит неприятный холодок. Хотя девчонки говорят, он трахается, как бог.
Только я вряд ли в ближайшее время проверю эту теорию. Не думаю, что готова лишиться невинности с таким, как Рустам. О размерах его члена пишут даже на стенах кабинок в туалете универа.
– Где ты была так долго? – спрашивает он, встав возле меня и притягивая к себе за талию. – Я заждался.
– Надо было самому пойти и принести мне коктейль! – выкрикиваю ему в ухо.
– А ты дерзкая, мне нравится, – усмехается, обдавая мое ухо горячим дыханием.
Послав ему кривоватую улыбку, продолжаю двигаться под музыку.
Дерзкая. Это он еще не знает, как офигенно я умею выносить мозг! Мой брат Демон говорит, что я могла бы преподавать эту дисциплину в универе. И была бы самым крутым преподом. Правда, я и послать могу в пешее эротическое, но, думаю, студенты бы меня любили.
– Серафима, – раздается слева голос Тараса, одного из Матвеевых шкафов, и я кривлюсь. Медленно поворачиваю голову и смотрю на бритоголового громилу. – Матвей Алексеевич сказал отвезти вас домой.
– Матвей Алексеевич может… – начинаю, но запинаюсь.
Папа мне голову оторвет, если я хоть на секунду позволю персоналу усомниться в его авторитете или авторитете моих братьев. А так хочется сказать, куда пойти Матвею Алексеевичу вместе с его идеей отправить меня домой в час ночи.
– Я позвоню Матвею и продлю еще на часик, – улыбаюсь охраннику и выуживаю свой новенький телефон.
– Он сказал, чтобы вы даже не пытались, он не ответит на ваш звонок. Давайте я отвезу вас домой.
– Вот же…
Снова запинаюсь, вспоминая, что сейчас мне нельзя нарываться на неприятности. Если я встряну куда-нибудь, папа не отпустит меня на рок-фестиваль через три недели. Что я зря, что ли, уже месяц хожу перед строгим отцом на цыпочках, чтобы сейчас все похерить? Нет, сейчас я буду лапочкой, а сразу после последнего в этой сессии экзамена рвану с подругами на фестиваль. И вот там уже оторвусь, как следует!
– Таша! – зову подругу, но она не слышит. Слишком увлечена разговорами, да и музыка грохочет так, что я сама себя не слышу. – Таша! – рявкаю.
Результата ноль. Тогда я дергаю подругу за руку, и она оборачивается. Подходит ко мне и наклоняется ближе.
– Что случилось?
– Мот отправляет меня домой.
– Блин, Сима! – ноет она. – Ну только началось самое веселье!
– После фестиваля буду отрываться, а сейчас надо побыть пай-девочкой. Все, встретимся в универе.
Мы целуемся в обе щеки. Подруга еще немного стонет о том, что без меня все будет серо и уныло, обнимает и наконец отпускает.
Домой я буквально вваливаюсь. Пока ехала, меня догнал очередной коктейль, и пол под ногами немного двигается. Причем не в ту сторону, в которую мне нужно. Так что приходится преодолевать сопротивление, чтобы добраться до лестницы.
Хватаюсь за перила и заношу ногу на первую ступеньку, но спотыкаюсь и практически лечу на лестницу. Выставляю вперед руку и тихо хихикаю, чтобы не разбудить родителей. Если мама еще как-то прикроет меня, то папа выпишет по первое число. А у меня на этот учебный год количество факапов исчерпано.
Кое-как добираюсь до своей комнаты и наконец выдыхаю. Вот где я могу расслабиться. Посылаю воздушный поцелуй постеру с Тимати Шаламе в образе Пола Атрейдеса и, сбрасывая по дороге обувь и одежду, тащусь в ванную.
Надо сказать, принимать душ в таком состоянии – то еще испытание. Закрыть глаза страшно, сразу налетают “вертолеты”, но умыться как-то надо. Так что мне приходится реально приложить практически нечеловеческие усилия, чтобы помыться, а потом и добраться до кровати. Зато вырубаюсь я за секунду.
А утром меня будит нежный голос мамы. Правда, произносит он совсем не то, что я хочу услышать:
– Сима, просыпайся. Папа очень зол на тебя. Твои вчерашние танцы на столе уже облетели интернет.
– Ну мам, – стону, зарываясь носом в подушку и крепче сжимая веки.
– Иначе он сам придет сюда, – добавляет она, и я слышу, как закрывается дверь.
– Че-е-ерт, – тяну.
Делать нечего. Мне приходится стащить себя с постели, добрести до ванной. Освежиться в практически ледяном душе, привести себя в порядок и идти на казнь. Главное сейчас сразу избрать правильную тактику общения с папой. И что-то мне подсказывает, что глаза кота из Шрека именно сегодня не сработают.
– Серафима! – слышу строгий голос папы из кабинета, когда хочу уже прошмыгнуть мимо, и замерзаю на месте. – Зайди.
– Папочка, а можно я сначала кофе?
– Зайди, – коротко повторяет он, и я понимаю, что сегодня “папочка” настолько зол, что я могу хоть растечься лужицей у его стола из красного дерева, он останется непреклонен.
Вздохнув, захожу в кабинет и прикрываю за собой дверь. Мама тоже здесь. Стоит у приоткрытой двери на балкон, обнимая себя. Я не могу прочитать по ее лицу, к чему мне стоит подготовиться, и это мне не нравится еще больше. Обычно я по маме угадываю настроение папы.
– Доброе утро, – здороваюсь осторожно и перевожу взгляд на хмурого папу. Когда он такой, у меня складывается впечатление, что над нашим домом нависли грозовые тучи. Не зря его в определенных кругах Громом именуют.
– Не такое уж и доброе, – отзывается он. – И уже далеко не утро. Мрачный полдень, Серафима.
Полным именем папа меня называет только когда я лажаю. А таким тоном говорит со мной, когда я облажалась по-крупному. И это не сулит мне вообще ничего хорошего.
