Я не знаю, в какой момент из ребенка ты превратилась для меня в женщину. Когда это произошло? Я задавал себе этот вопрос десятки тысяч раз и никогда не знал правильного ответа. Я увидел тебя первый раз в день твоего совершеннолетия. Как же я тогда был зол. Я просто озверел после разговора с твоим отцом, после жалких попыток твоей матери отрицать, что между нами что-то было. Я все еще был в нее влюблен тогда. Хотя…спустя много лет, я все же склонен думать, что мне просто хотелось отобрать у Влада все, что принадлежало ему, и ее тоже. Навязчивая идея, эгоистичная ревность. Тогда я не знал, что такое любовь. Помню, как увидел тебя в том сиреневом платье. Худенькая, хрупкая, глаза горят. Но ты уже тогда знала, чего ты хочешь, в отличие от меня. Ты хотела всего, безоговорочно, с первого взгляда ты решила, что я буду твоим. Самое интересное, что ты единственное существо женского пола, которое я не пытался соблазнить. Тогда мне это даже в голову не пришло… Помню, как сказал тебе:
– Они сейчас очень заняты, погуляй пару часиков, а потом можешь идти в кабинет.
Ты так и осталась стоять, не сводя с меня пристального взгляда изумительных глаз.
– Кто Вы?
Я засмеялся, этот вопрос показался мне забавным:
– Демон ночи из твоих самых страшных кошмаров, малыш.
– Я не малышка – сегодня мне исполнилось восемнадцать, – ответила ты со всей серьезностью и обидой.
Я помню, что смотрел на твое лицо, в твои глаза и смеялся над тобой. А нужно было смеяться над собой. Потому что ты всегда держала себя в руках, а я…я превратился в безумца и в твоего раба в ту самую секунду и навечно. Маленькая женщина, мне даже показалось, что ты смотришь на меня с нескрываемым интересом. А ты помнишь этот день, малыш? Помнишь, как мы встретились первый раз?
Николас наполнил бокал янтарной жидкостью и жадно затянулся кубинской сигарой. Осоловевшим взглядом он смотрел, как шесть полуобнаженных танцовщиц извиваются, словно клубок змей на освещенной красными прожекторами маленькой сцене. Он был пьян. Мертвецки пьян. Давно он так не напивался, с тех пор как…От воспоминаний по его жилистому телу прошла едва заметная дрожь… Он потянул ворот белой рубашки, словно задыхаясь…
{– Я не девочка! Я не малышка! Когда ты это поймешь, наконец?! Не притворяйся, что ты ничего не видишь, все ты понял. Давно понял. Скажи мне правду. Скажи, что я тебе не нравлюсь. Скажи, что я серая мышь, что я не красивая. Что, по сравнению с моей матерью, я полное ничтожество. Давай. Ты же смелый, ты сильный, ты ничего не боишься. Скажи, что ты меня не хочешь.
Не хочу тебя? Да у меня тогда крышу снесло. Увидел тебя в этом гадюшнике, от ревности захотелось загрызть их всех. Каждого, кто просто посмел на тебя посмотреть. Вудворта, суку, который привел тебя в это место. Ты хотя бы видела себя со стороны? В тех обтягивающих штанах и легкой блузке? Ты не надела нижнего белья, и контуры твоей груди обрисовывались под тонкой материей. Я мог бы вырвать им глаза.
– Ненавижу! Ненавижу!
Я не помню, как я это сделал, меня уже ничего не могло остановить, прижал тебя к себе, и все, тормоза отказали. Я пытался, но ты так пахла, ты благоухала чистотой и невинностью, и меня это сводило с ума, будило самые темные желания. Какая нахрен совесть, когда я чувствую твой запах, чувствую, как сильно ты меня хочешь.
– Дурочка. Маленькая, глупая дурочка. Ты красавица. Ты чудо. Ты ангел. И еще ты сегодня обещала, что никогда не сможешь меня возненавидеть.
– Я не хочу быть ангелом, – прорыдала ты, а я смотрел, как по твоим щекам катятся слезы, и ненавидел себя, – Я хочу быть твоей, слышишь, я просто хочу быть твоей.
МОЕЙ? Я верил, что ты моя. Всегда в это верил. Только сейчас я понимаю, что ты никогда мне не принадлежала. Я держал тебя рядом столько, сколько смог. Теперь ты или уйдешь, или умрешь. Третьего не дано.
– Я не ребенок! Не ребенок. Я знаю, чего хочу. А ты?! Тебе все равно. Даже если я буду с кем-то другим. С Майклом, например, ты даже не заметишь. А знаешь, это хорошая идея, – прокричала ты сквозь слезы, – Почему бы не позволить ему… Он хотя бы не видит во мне малышку.
Когда ты это сказала, я потерял контроль, отдал его тебе полностью. Ты вынесла нам обоим приговор именно в этот момент. Я бы не уступил тебя никому. Я бы просто убил Вудворта еще тогда. А потом я впервые ласкал тебя, впервые касался твоего тела, дьявол, девочка, ни с кем и никогда я не сходил с ума так, как с тобой…
Я боялся, что ты будешь жалеть. Я так дико этого боялся, ты даже не представляешь.
– Никогда. Никогда я не пожалею ни об одном твоем прикосновении.
– Дурочка, какая же ты дурочка…
– Я тебя уничтожу…Зачем?! Я превращу твою жизнь в ад…
– Мне все равно. Я хочу быть с тобой. Пусть недолго. Пусть мимолетно…Не отталкивай меня…Прошу тебя…не отталкивай!
– Ты сошла с ума, а я вместе с тобой.
– Я сошла с ума, когда впервые тебя увидела.
А я именно в этот момент понял, что никогда не отпущу тебя. Я ошибался. Я всегда с тобой делал самые грубые, самые нелепые ошибки. Самой большой из них была вера в твою любовь. Зверь осмелился думать, что попал в Рай. На самом деле я оказался в Аду. Еще никогда я не балансировал на грани безумия, как в те годы, что мы провели вместе. Я был для тебя кем угодно: и мужем, и любовником, и даже палачом. Если я не отпущу тебя сейчас – я просто убью нас обоих. Для меня нет ничего святого, ты же знаешь. Меня ничто не остановит. Я уже близок к этому, близок настолько, что мне становится страшно}.
Николас достал из внутреннего кармана куртки свернутые в трубку бумаги и разложил на столе. Он долго рассматривал документы, потом склонился вперед и в несколько глотков осушил остатки виски, достал из кармана шариковую ручку. Слегка пошатываясь над столом, Ник размашисто поставил внизу документа свою подпись и истерически захохотал настолько громко, что посетители начали на него оборачиваться. Он содрал с безымянного пальца обручальное кольцо, положил на столешницу, несколько секунд рассматривал его, а потом смел тыльной стороной ладони, и перстень покатился между столами.
– Ты свободна, Марианна…Да, мать твою…ты, нахрен, теперь свободна…как и я.
Все еще продолжая смеяться, он сунул бумаги обратно в карман. Закурил еще одну сигару. Мимо него прошла официантка, виляя бедрами, придерживая стеклянный поднос с пустыми бокалами. Ник схватил ее за руку:
– Детка, принеси мне еще виски.
Девушка склонилась к нему и кокетливо облизала губы:
– Только виски, Ник?
Мокану откинулся на спинку стула. Он посмотрел помутневшим взглядом на ее губы, потом на круглую пышную грудь, едва прикрытую узким топом, расшитым блестящими стразами. Улыбнулся уголком рта и притянул ее к себе за резинку серебристых трусиков, поднял голову и, сильно затягиваясь сигарой, хрипло сказал:
