Стой, мой божественный. Больше не буду гнаться.
Ты существуешь, пока я не догнала.
Татьяна ЛевановаБывший муж должен умирать в день развода.
Желательно мучительной смертью, но сойдет и обычная.
Чтобы не видеть его потом в обнимку с другими женщинами, не натыкаться в Фейсбуке на фотографии со свадьбы, из отпуска или со свежим младенцем и счастливой улыбкой.
Чтобы не останавливалось сердце, когда вдруг видишь на улице мужчину с похожей прической.
Чтобы не столкнуться с ним внезапно в тот момент, когда совершенно к этому не готова.
Как я сейчас.
Мы были женаты пять лет. Мы не виделись больше лет, чем были женаты.
Я давно сменила прическу, цвет волос, гардероб, работу, хобби, круг общения, квартиру – и даже страну! Прилетела на Кипр по приглашению своей бывшей компании, чтобы поучаствовать в праздновании двадцатипятилетнего юбилея со дня основания. За это время она так разрослась, что могла себе позволить даже говорящих енотов, а не то что пригласить старых любимых сотрудников на корпоратив на Кипре.
Пришла на грандиозную вечеринку: гремящая музыка, вечерние платья, маленькие канапе на деревянных шпажках, тысячи бутылок шампанского, сотни воздушных шаров с логотипами, десятки танцовщиц в микроскопических юбочках корпоративных цветов… и один бывший муж, последний человек, которого я ожидала здесь встретить!
Я надеялась, что он отрастил брюшко и полысел. Совсем чуть-чуть мечтала, что он спился и сдох под забором, а свою карьеру и достижения, отмеченные в ЛинкедИне, придумал. Но на это все-таки меньше шансов. Неужели я не заслужила лысину и брюшко? Большинство мужчин после тридцати так выглядит, почему мой бывший муж не может?
Но вот он передо мной – и прошедшие шесть лет только пошли ему на пользу. Высокий, все еще стройный, даже, кажется, подкачался. В отличие от большинства присутствующих программистов в парадных шортах и любимых нердских футболках с Футурамой, он учел строчку про дресс-код торжества. Ему идут белые летние брюки и рубашка поло – оттеняют его загар и белоснежную улыбку.
Если бы мы не были женаты когда-то, я уже обязательно начала бы флиртовать. Но флиртовать с бывшим мужем, все равно что в третий раз разогревать макароны в микроволновке.
К тому же у нас довольно специфические отношения. Последние слова, которые мы друг другу сказали, были:
– Я тебя ненавижу! – это я. Искренне.
– А я тебя люблю, – это он. Издевательски.
После такого финала как-то и не подберешь, с чего начать непринужденный разговор, поэтому мы стоим и сверлим друг друга взглядами. Вокруг гремит праздник, все танцуют, все болтают, все пьют и стараются не замечать две застывшие на расстоянии метра друг от друга гранитные фигуры, давно забывшие, как много лет назад часами не могли разомкнуть объятий.
На этой непринужденной ноте нам решает помочь менеджер Витя – отличный парень, душа компании, сын полка и внук бухгалтерии. Все его обожают, все его знают, называют «в каждой жопе затычка» и другими нежными словами. Именно таких товарищей изображают на карикатурах про экстравертов. Здоровый человек после получаса общения с Витей потом неделю не отвечает на звонки и не выходит из дома. Такта в нем, как в щеночке бульдога, поэтому неудивительно, что он вообще не ловит возникших между нами волн и вступает со своей партией:
– О, вы же не знакомы! – Он поворачивается ко мне. Я на него не смотрю, я смотрю в глаза своему бывшему мужу и жалею, что у меня в роду не было ведьм. Так бы хоть сглазила его, и он бы облысел. – Это наш любимый бывший дизайнер, Леся Шумская, специально прилетела из России на юбилей!
Никто из нас не реагирует. Но Витю это никогда не смущало.
– А это наш новый проект-менеджер, Антон Шумский… – К концу фразы его глаза все сильнее округляются. Он всегда туго соображал, а сейчас еще и пьян, и потому только переводит взгляд с меня на Антона и недоуменно спрашивает:
– Шумский… Вы родственники, что ли? Или однофамильцы?
– Хуже! – хором говорим мы с Антоном, синхронно поворачиваясь к нему, и Витя впервые, наверное, в жизни, допирает, что прямо сейчас ему здесь не рады. Он исчезает в мгновение ока, а мы снова буравим друг друга взглядами.
– Я смотрю, ты оставила мою фамилию, – цедит Антон сквозь зубы. – Ты же так усиленно не хотела ее себе брать.
– Лень было документы менять, – отвечаю ему ядовитой улыбкой и холодным взглядом.
По сути, нам нечего больше друг другу сказать.
Почему он устроился в мою бывшую компанию? Почему в филиал на Кипре? И не изменил место работы в соцсетях, чтобы я хоть узнала и подготовилась? Значит ли это, что он и семейное положение изменил? Какие еще сюрпризы меня ждут? И не все ли мне равно?
Антон меряет меня ледяным взглядом с ног до головы. Мне ли не знать, как отлично он разбирается в моде и цене на шмотки. И сейчас все, что на мне надето, тщательно скалькулировано, помещено в граничные условия – сверху добавлены допуски и обстоятельства, – и в итоге вынесен вердикт. Теперь он точно знает мое финансовое положение, семейный статус и даже настроение. И все бы ничего, но я тоже слишком хорошо его знаю и могу сравнить нас.
Он успешнее. По всем фронтам.
И данный факт меня бесит невероятно – особенно то, что он это тоже знает.
Если я еще хоть минуту постою рядом с ним, у меня случится разлитие кислоты и желчи одновременно, так что я криво улыбаюсь, вдыхаю поглубже и делаю вид, что заметила кого-то знакомого в другом конце зала. Даже не извиняюсь, потому что Антон, разумеется, понимает, что я вру.
Он смотрит мне вслед, пока я иду, все быстрее и быстрее, к выходу из зала, прячусь за спинами тех, кто разоряет столик с фруктовыми тарталетками, выхватываю бутылку шампанского прямо из ведерка со льдом и выскакиваю в пустой коридор. Там привычно и как-то по-школьному режет глаза свет флуоресцентных ламп, почти не слышно музыку и очень холодно.
Я пью шампанское прямо из горла, давясь пеной и не отличая, что там за фруктовый букет, обещанный на этикетке. Почему никто еще не додумался выпускать шампанское с экстрактом пустырника и валерианы? Специально для нервных женщин тридцати с лишним лет, неожиданно повстречавшихся с бывшим мужем.
Поесть я с утра не успела, поэтому голова начинает кружиться моментально, в ногах разливается ватное тепло, и меня чуть-чуть отпускает. Если бы можно было приравнивать постразводный синдром к посттравматическому, у меня была бы инвалидность, и шампанское мне бы выдавали ящиками по льготному рецепту. Хотя коньяком я тоже возьму.
Возвращаться в зал не хочется. Ни тарталетки с ежевикой, ни «Ты похорошела!» от бывших коллег мне сейчас не нужны. Веселиться как-то вообще расхотелось.
