1. 1. Помыслы
Насыщенную чернотой тьму прорезал узкий луч света. Он пугливым зайчиком пробежал по мерзлому цеху, рассекая густой как кисель мрак. Что здесь можно было увидеть нового? Старые цеха огромного завода давным-давно превратились в замерзшее кладбище ушедшего мира. Застывшие навечно станки, лебедки, покрытые инеем подъемные механизмы, цепи, занесенные снегом инструменты и изделия. Время, казалось, застыло здесь навсегда.
Но вот внезапно раздался скрип чьих-то осторожных шагов. Снег при предельно низкой температуре издавал такие же звуки, что песок. Он был жестким как наждак и почти не проминался под ботинками. Незнакомца в светлом защитном скафандре заинтересовало что-то странное, оказавшееся за громадой станка. Он не спеша приблизился к нечётким в полутьме очертаниям и остановился, как вкопанный. Сквозь мутное стекло защитного шлема можно было разглядеть потрясённое выражение его лица.
Это были люди. Вернее, их замерзшие останки. Небольшая группа обреченных, которые нашли свою смерть в углу старого цеха. Они тщетно искали спасения, но оно к ним не пришло. Как и к большинству живого в этом мире. Это был прискорбный итог мирового катаклизма, потрясшего третью планету от Солнца. Казалось бы, давно пора привыкнуть к подобным видениям, но человек в скафандре все равно замер в нерешительности. Мертвое в их мире запретно.
Видимо, это была семья. Мужчина сидел с краю, накрыв остальных термопокрывалом в тщетной попытке хоть как-то согреть их. Но в минус пятьдесят такое не работает. В центре группы мертвецов были маленькие скрюченные фигурки. В детской непосредственности они до конца надеялись, что взрослые им помогут. Но не в те проклятые дни. Человек прошел мимо жуткой «скульптурной композиции», ведь он еще не все осмотрел для записи.
Споткнувшись обо что-то, он оглянулся посмотреть на препятствие и замер от ужаса. Одна из неподвижных фигур открыла глаза и уставилась на него. Синее, обезображенное холодом, лицо женщины выражало предсмертную муку. Её глазные яблоки превратились в хрустальной прозрачности лед. Горло мужчины сжал спазм, он не мог произнести ни звука, уставившись на мертвую. Женщина внезапно, резким усилием разлепила смёрзшиеся губы и захрипела:
- А-а-а…
И будто самая лютая стужа вылетела из её горла...
- А-а-а-а-а!
Василий вскочил с койки и заполошно оглянулся. Опять этот проклятый кошмар! Когда же его мозг прекратит перемешивать жуткие воспоминания минувшего, воплощая их в безумную фантасмагорию? Все тогда было совсем не так, но почему-то именно в кошмаре представлялось таким нереалистично выпуклым. Даже лютый мороз незримыми щупальцами проникал сквозь герметичный костюм для выходов на поверхность. Это было в их деле самое тяжёлое. Ощущать, что ты ничего не можешь противопоставить стуже, царившей сейчас по всей Земле. Рано или поздно она, так или иначе, доставала тебя. И надо было быть изощренным до предела существом, чтобы остаться в живых.
Дыхание понемногу пришло в норму. Василий кинул взгляд направо, вторая половина кровати оставалась пустой. Света опять на ночной смене. Специально что ли она так их берёт, чтобы реже с ним видеться? Что поделать, такое временами случается. Люди теряют незримую нить связи с другим человеком. У них еще на редкость длительный брак. Оба уже устали от жизни вдвоем. Но тогда и выбора-то не было. Не они выбирали собственную судьбу.
Фролов тяжко вздохнул. Господи, как давно это было! Он глянул на бледные ниточки дежурного «вечного» освещения. Их блеклого света хватало только на то, чтобы хоть как-то очертить контуры предметов. Потому виднелось лишь часть коридора и вход в собственный санузел. Постоянно горевший свет, казалось бы, непозволительная трата ресурсов, но резоны службы спасения оказались весомей мнения энергетической секции администрации.
Вопросы безопасности людей всегда важнее. И несколько чрезвычайных происшествий, произошедших в первые годы заточения, подтвердили это правило. В полной темноте обитатели станции быстро впадали в панику и при необходимости не знали, куда бежать. Не все могли включить аварийное освещение или добраться до запасных фонарей. Так что, пусть уж лучше постоянно горит хотя бы такой свет.
На жизни людей экономить не стоило. Их и так осталось на Земле неимоверно мало.
Василий окончательно проснулся, сел, поставил ноги на мохнатый коврик и помассировал стопы. Затем осторожно встал и отправился в санузел. Собственный предмет первой необходимости, в нынешние времена, несказанная роскошь! После «соглашения» пятилетней давности, многие специалисты лишились собственных клозетов. Хотя, тогда Фролову показались несколько надуманными большинство из претензий технических служб. И очень странно, что на том собрании их подержал предводитель полисов Центурион Легасов. Где глава охранной службы и где технари?
Он почистил зубы привычной зеленой пастой без запаха и прополоскал горло. Затем внимательно осмотрел свои зубы. У него хотя бы собственная челюсть. У младшего поколения иммунитет намного слабей и зубы долго не держатся. Так что, стоматологам хватит работы надолго. Затем Фролова обожгла уже привычная проблема: кого они будут набирать к себе в СС из молодого поколения? Ведь их работа крайне тяжелая и опасная. Требуются самые лучшие и крепкие.
К дьяволу! Если он еще существует. Господь, наверняка, застрял на другой половине Вселенной. Василий сплюнул и посмотрел на себя в потертое временем зеркало. Не ему принимать решения. Его все равно уже к этому часу не будет. Зима продолжается дольше, чем прогнозировалось учеными. Так что, будущее человечества все еще оставалось в неясной мгле. И зачем тогда брать на себя лишние обязательства? Фролов давно решил, что будет исполнять лишь собственный долг. Нельзя примеривать судьбу всей цивилизации на собственные плечи. Это согнет тебя раньше времени.
Он окончательно успокоился, оделся в спортивную, застиранную донельзя, форму и вышел коридор. Машинально поправил на запястье коммуникатор, заменяющий заодно часы и прибор для снятия жизненных показаний организма. Затем двинулся вперед по узкому коридору жилого блока уровня Б. Метров через двести Василий вышел в круговой тоннель сектора, второго из жилых и пятого изо всех имеющихся на станции номер двадцать пять.
Здесь все было на столько знакомо, что ноги несли его сами, не мешая размышлениям. Застоявшееся за ночь тело потихоньку разогревалось, кровь бежала быстрее, ноги шагали уверенней. Он любил короткое утреннее время, когда пребывал между прошлым и будущим. Заботы нового дня еще не наступили, а ужас ночи уже канул в прошлое. Жаль, что этот период межвременья так скоротечен. Отдохновение в жалком и сером бетонном коридоре. Кто бы мог еще лет тридцать назад такому поверить? Но все течет и меняется. Лишь желание выжить у человека неизменно.
