ЭПИГРАФ
А утром был снег, густой и белый,
Вроде весна пришла, а земля белела,
В меха горностая рядилась вся…
И вместо нежных, первых лучистых,
Апрельских подснежников, кипельно-чистых,
Снежинки в лесу распустили
Свои хрустальные листья.
Маленькие цветы
Искрящейся красоты льдинки
Раскрыли бутоны – пушинки…
Стало холодно!
Послышались стоны, скрипы,
Тяжёлых, простывших в нот хрипы.
Вы не ослышались – «НОТ!»
Штраус искал ритма ход
Потерянных партитур.
Шёл тихий и медленный интеграл,
Ногами вяз в снег, мёрз, хромал…
И минус на минус плюс не давал.
Чёрный на белом снегу концертный фрак,
Ноты своих партитур растерял,
По следу бродил, как пёс,
Надеясь на острый нос, тянул им в откос.
Иоганн шёл по пьесам,
Шёл лесом Венским,
По остротам и шуткам женским, по смеху,
Тонувшем в бокале вина…
Помада на стекле фужера, вишней таяла…
Стекавший по стеклу рубин
Рот страстный пригубил,
Тех, кто винил, кто обратил ноты в винил,
Чёрным диском пластинки закрыл
Великого гения!
По снегу и на морозце
Глазами полными слез,
Как листья, ресницы купая в росе,
Он просил меня помочь вернуть пьесы все!
Потому шёл дождь – глухою стеной,
Потому сыпал снег слишком густой,
И смешалось всё одним днём,
Иоанн закрывал меня от всех
Собственным щитом – МУЗЫКИ!
В горсти насыпал мне свои стихи музыки.
Взял батуту МАЭСТРО,
Взмахнул рукой гордо,
И снег под музыку шёл,
Он бил все рекорды,
Ходил по аккордам, мажоры дробил…
И дробью градовой грязные руки бил
Тех, кто его губил.
Падали ноты гвоздями длинными в снег,
Вонзались чёрными шляпками вверх,
Кто-то невидимый их отдавал,
Словно снег к земле прибивал.
– Верните музыку!
На входе в театральный зал
Великий Штраус вальсы раздавал.
Иоганн – он словно жил в этом дворце!
В каждом канделябре, каждом изразце, фреске,
В резьбе багетных рам,
Мягкой драпировке занавески, бархате кулис…
На балконах, ложах, портере
И даже в конце зала, на галере, дух его царил,
Словно он один здесь хозяин был!
Король вальсов был жив, он в вечности жил,
И, гостей усадив в зал,
Вновь и вновь классикой нот звучал!
В мелодиях живого исполнения
Мелькали альфы, домры, флейты, скрипки, смычки…
Играли музыканты в дудочки…
И дирижёр в парадном фраке,
Прошитый пульсом музыки, стопою отмерял щелчки,
Протопывая важно каблуком размеренные длительности нот,
Усиливая стуком гилли ритмичный вальса ход.
Кружились пары по фойе, по лакированной канве паркета,
И в чудных обертонах частота, как изобилья высота,
Горит на золотом сеченье и разрастается верченьем,
Раскрывая мелодий грань для каждого,
Кто хочет раскрывать в себе самом скрижали важного.
Из-под гаде, что обтянули тканью бедра узкие,
Раскрытых книзу юбок, в сборах рюшами,
Волнистых от пришитой лески в край,
Закрученную слинкою спираль,
Несли на тонких стройных ножках танцовщиц
Балетных туфель каблучки – невысокие «рюмочки»,
Сквозь своды – облучков, украшены цветами,
Порхали ножки, словно крылья бабочек летали,
Ну до чего ж легки, в сетчатых чулках,
Бабочки в капроновых сачках.
Скользило следом в пол боа, летело да мело,
Сплетенное из страусиного пера, шлейфом падало.
Раскрыли дамы веера, пером прикрывши томность глаз,
Ресниц густых, чуть прикрывал соблазн,
Изгиб у талии руки мужской придерживала кисть,
Слегка сжимала бок, как бы невидимый намек,
К себе притягивая, даму влек.
Манжет крахмальный стразом мерцал,
На запонку зацапанный кристалл дисперсию бросал!
И чёрным атласом в белеющий крахмал рукав наложил фрак,
Здесь публика совсем не для зевак,
Как-никак, знатоки пришли сюда,
Под своды дома Иоганна Штрауса.
Оперный театр, нарядившийся в бархат и золото,
В нити горного хрусталя,
В амальгаме зеркал, раскрывая фрактал,
Свою публику ждал.
Благородный цвет бордо драпировкой велюровых штор, ламбрекенов,
Кистей из бахромы, причудливости золотой канвы лоджии украшал,
И красивый оплёт в переплётах узорной тесьмы
Люрексом отливал, блеск кидая в зал.
И хоть былые времена давно свет современный залил,
Но правило осталось в этом зале – в нём Штраус жил!
Какой бы ни была на сцене пьеса,
Начало и конец в партитуре нот
Аккордом бил венец великого творца,
Кода – Иоганна Батиста Штрауса.
– S.
Батисты, батисты, как хороши эти лёгкие ткани
С вензелями инициалов маэстро
И эмблемой театра местного:
Носовые платки, шарфы и прочие нужные вещи,
Которые всегда к месту,
Можно приобрести лишь здесь,
Где обрёл своё постоянное место, дом,
Носящий великое имя гения и память хранящий о нём!
По мотивам пьесы Иоганна Штрауса «Сказки Венского леса»
Эпиграф
По каждой постановке пьесы
Отдельный флаер самостоятельную роль свою играет,
Или буклет с детальным описаньем действа,
Чтоб зритель мог, прочтя меж строк сюжет,
Открыть себе сквозь текст портал в мир закулисных сцен
И, от того внимая суть, спектакль проникновенней понимал,
Так, словно образ пьесы сам на сцене проживал!
Харизмою захватывая зал,
От линии кордебалета к сцене, на тонких ножках семеня,
На стопочках-коробочках пуант выбежала легка,
Арабеска гимнастки гибка,
Вверх взметнулась рука, и нога высоко кинута…
Балерина тонка,
Стебель цветка, держит пачку бутона удлинённой сетки подола,
Листьями, над головой овал,
Застыла, словно в этот миг её художник рисовал,
И, словно к жестам рук привязаны слова,
В стороны развела, распахнув веера, за волною пошла волна,
Озорничая так, играючи запела их,
В потоки музыки ворвался ветром стих, и зал,
Раскрывши рот, песенный нектар с губ её пьёт!
– Солнце забрезжило сквозь стволы, снимая с ветвей завес,
И песнями звонких птах мгновенно наполнился лес,
Тот, что долгую зиму стоял, словно в дремоту сник…
Но очнулся от сна лес, зевнул… заскрипел, застонал старик,
Весь пропитанный талой водицею,
Потянулся, встал, гордый лик вскинул птицею…
Огляделся вокруг – и взмахнула рука старика,
Веткой острою вверх поднята,
Дирижёрская палочка – баттута.
И машет, и машет рука,
Словно ниткой сплетает игла,
Прошивает пространство вечными узами музыки,
Вяжет крепкие узелки!
И по сцене прима сложным узором ходила,
Так, словно некто невидимый
С нею танец учил
И, заботясь о ней,
Орнамент танцевального рисунка
На этом полу начертил!
– Певчею птицей Вью птахи послушно поют
Да вьют гнезда, свои гнезда вьют.
Ныряя под арочки, под столбики, палочки,
Вкалывая стебельки, считая вслух петельки,
Закрепляя к стволам узелки, тайные крестики…
Раскинулся хор на ветвях пошаговых,
Как на певчих станках, устланных ковром зелени,
Разрастается вширь и ползёт
Партитурный ход многорядьем нот,
От самых корней до высот многозвучьем бьёт!
Ах, как была красна этой зари молодая весна,
Я и сама словно очнулась от зимнего сна.
Вьёт птица гнездо – певчая, песни поёт – девицею,
Словно хмельная весна, одурманила всех медуницею,
