Перо размеренно скользило по бумаге под пристальным взглядом Нары. Оно послушно выписывало слова, соединяя их в вежливые и витиеватые фразы, подходящие случаю. Все шло хорошо и ровно до тех пор, пока в приоткрытое окно тонкой струйкой не влетел смех. Затем чирикнула птица, и раздался стук в дверь.
– Нет, ну нет же, опять, – простонала Нара, увидев, как перо написало два ругательных слова и остановилось. – Войдите, тьма и холод вас побери!
– Чем занимается Нара-фрамадар? Неужели уже собралась? Это еще что?
Нара нелюбезно уставилась на друга, приветливая улыбка которого сменилась замешательством и удивлением.
– Это, Хушанг-фрамадар, прошение об отстранении меня от этой богомерзкой практики, – заявила Нара, поднимаясь со стула и хватая бумагу. – Третья попытка заканчивается бранью. Надо достать обычное перо и самой написать.
Чуть раскосые глаза Хушанга уставились прямо на нее.
– Все так плохо? Но ведь Парвуз-аха разозлится, если ты откажешься. Нажалуется декану…
Нара вздохнула, скомкала бумагу и бросила ее в плетеную корзину в углу комнаты.
– Да можешь не молчать, говори уж. А декан меня и так с трудом терпит. Меня уволят, и буду я не Нара-фрамадар, почтенный преподаватель, а Нара-мискен, собирающая на рынке объедки.
Хушанг хмыкнул, с размаху сел прямо на стол, отчего мантия задралась, показав белые штаны из тончайшего шелка и дорогие украшенные золотой вышивкой туфли. Одежда Нары была куда грубее и скромнее. И конечно же белый цвет на каждый день она теперь видела только во сне.
– Ты решила окончательно? – хитро спросил Хушанг. – Тебя не остановит даже то, что я попросился на ту же практику?
Нара изумленно приоткрыла рот, но быстро его захлопнула. Она знала, что ей должны назначить в пару коллегу. Само собой, добровольцев не нашлось.
– И знаешь, почему я это сделал? – продолжал Хушанг.
– Потому что жить без меня не можешь, – буркнула Нара, исподлобья смотря на него.
– Именно, – широко улыбнулся он. – А еще это означает, что домой я попаду только в следующем месяце. Все эти отчеты после. И вдруг кто из студентов что-то себе повредит, придется задержаться.
Теперь Нара пристально взглянула на друга.
– Твой отец сильно разозлится.
– Но не настолько, чтобы лишить меня наследства, – качнул головой Хушанг, и серьга в его ухе блеснула изумрудом. – Поэтому собирайся, вылет завтра с утра. Клянусь, мы прекрасно проведем время.
Нара недоверчиво прищелкнула языком. Но это был выход. Наверняка ей дали практику случайной трансформации, ожидая, что она откажется, и ее можно будет уволить. За последний год в Небесной академии она много чего натерпелась: от неудобного расписания до испорченных мантий после прачечной. А все потому, что слетела с высоты и больно упала, как любят выражаться поэты.
– Ты же знаешь, что эта практика истинная головная боль, – сказала Нара. – Что для преподавателей, что для студентов. Каждый год скандалы, низкие результаты.
– Зато в каком она месте, – соскочил со стола Хушанг. – Настоящий дворец с роскошным садом посреди пустыни.
– Бывшая погребальная башня, – скривилась Нара. – Который постепенно загадят студенты неудачными работами. Надо было идти на кафедру неживой трансформации, там хотя бы отходы можно просто убрать, а не гоняться за ними. Но Парвуз-аха казался таким добрым.
Хушанг подошел к ней и остановился всего в паре шагов, внимательно ее рассматривая. Из глаз исчезла смешинка.
– А потом закрыл глаза на то, как с тобой обращаются, подложил огромную свинью. Декан ничего не сделал, чтобы разобраться. – Голос Хушанга сделался тихим. – Может, после практики ты подумаешь еще раз?
Нара отступила в замешательстве. Лучше бы друг и коллега оставался громким и веселым, часто раздражающим начальство, то есть в своем обычном состоянии. А в этом серьезном ласковом взгляде цвета спелой черешни можно утонуть, чего Нара никак не могла себе позволить.
– Мы оба знаем, что это плохо кончится, – сказала она, не глядя на Хушанга. – Твой отец выгонит тебя, меня со временем уволят из академии, и будем вместе побираться на рынке. Ты и тогда жить без меня не сможешь?
Хушанг промолчал, но она услышала его тихий вздох. Какое бессмысленное упрямство! Не женятся сыновья богатых и знатных отцов на вдовах убитых выскочек-торговцев. Даже если им оставят чего-то кроме долгов. К вдове хотя бы должна прилагаться известная семья, а не детство сироты в приюте огненного храма. А Хушанг и так сильно ходит по краю, попирая ногами ожидания отца.
– На богомерзкую практику ты меня уговорил, – улыбнулась Нара, чтобы смягчить отказ, третий по счету. – Но не жалуйся, когда пойдем получать выговор от Парвуза-аха за плохие результаты.
– Мы всегда можем превратить дворец в гнездо скорпионов и сбежать… Ладно, ладно, молчу, – примирительно поднял руки Хушанг, тоже улыбаясь. Только в складке возле рта осталась грусть.
На сборы Нара потратила время до ужина, а после пришлось проверить табели последнего экзамена и заполнить несколько бумаг. Перо на этот раз сбилось только единожды, когда Нара задумалась о прошлых временах. Когда она только пришла работать в Небесную академию, и перед ней чуть ли не кланялись те, кто после стал презирать. А потом мысли улетели еще дальше – в тот день, когда в огненный храм, где она практиковалась в трансформации, пришел ее будущий муж. Она не любила его, но он ей нравился. Открытый, смелый и веселый. А богатство кружило голову не хуже ритуалов жрецов. Это был совершенно чуждый, но такой прекрасный и манящий мир. Мир Хушанга. Что бы сказал он, если бы увидел ее тогда на брачной церемонии в роскошном наряде?
Нара сердито оборвала себя и заметила, что перо давно уже не пишет. К дэвам проклятые бумаги! Подождут до возвращения с практики. Перечитывать, что там накарябало перо, соединенное с ее мыслями, она не стала.
С утра Нара среди первых стояла на воздушном причале, наблюдая, как собираются студенты, галдящие не хуже птиц в ближайших кустах. Вокруг башенок главного здания академии кружили плотные облака. Для сезона дождей не время, экзамены уже прошли. Кто-то из студентов балуется?
– Нара-фрамадар, ты готова?
От громкого голоса Хушанга она вздрогнула.
– К чему? К головной боли на ближайшие четырнадцать дней и позору после?
Друг засмеялся и кивнул на пеструю стайку студентов.
– Вот кто радуется. Хотя и знают, что их ожидают сложные задания. Как много значит молодость.
Нара укоризненно посмотрела на него.
– Ты говоришь, как Парвуз-аха. Мы не сильно от них ушли по летам. Кстати, а где он? Неужели не будет пышной речи перед отлетом?
– В прошлый раз он сам руководил этой практикой, что немного остудило его порывы.
Нара рассмеялась, наверное, первый раз за год так весело и искренне. Она живо представила, как кафедральный аха негодует, что вынужден сам возиться с трудным предметом, да еще после стоять перед деканом, оправдываясь за результаты.
