Бурислав Сервест - Магия Бессмертия 40. Проникновение

Есть четыре сектора Реальности – четыре ключа, каждый из которых воплощает в себе Изначальную Силу, трансформирующуюся в соответствующую форму. Большая часть этой Силы используется для формирования струн, образующих структуру всех четырех Стражей – она существует в форме диполей. Часть остается свободной – образуя Поле Силы каждого Ключа, которую мы можем соединить с собой, сделать своей Силой. А если этой Силы окажется достаточно, у нас появляется возможность соединиться с линиями Воли, проходящими через все ключевые точки и открыть врата в Запретную Зону – или обрести полную власть над соответствующим сегментом реальности. Об этом мы сейчас и поговорим.

Начнем с первого ключа – его суть – в соединении элементов Описания Мира и элементов его видения – «образов», формирующих фотографию мира, в которой мы сейчас находимся. В простейшем случае это соединение слова и образы – понятно, что мы можем увидеть только то, для чего у нас есть соответствующее слово – или несколько слов, которыми мы могли бы описать увиденное. Например, я могу увидеть единорога, дракона, сфинкса, русалку и так далее – потому, что в моей памяти есть соответствующий образ. Но я не могу увидеть то, для описания чего у меня нет нужных слов. Взять, например, треугольник и квадрат – понятно, что мы без труда можем различить их. Но вот увидеть фигуру среднюю между треугольником и квадратом почти невозможно. Хотя на самом деле все просто – любая линейная фигура образуется за счет искажения формы круга – в круг можно вписать и треугольник, и квадрат и пентаграмму и так далее. Значит можно увидеть тот момент трансформации круга, когда он мог бы стать и квадратом, и треугольником – общее для них положение. Его можно даже нарисовать – на листе бумаги это положение равноудаленности нарисовать может каждый. Но даже если мы его нарисуем, то не сможем его запомнить – в форме образа, он будет «мигать», становясь то квадратом, то «треугольником». Среднее состояние в форме образа мы удержать не сможем – по крайней мере, в своем нынешнем положении.

Здесь дело не в геометрии – все это связано с обычным способом восприятия картины мира. Смотрите, например, есть обычная модель семьи или других отношений между людьми. Возьмем вариант, когда она образует что-то вроде треугольника – например, есть отец, мать, и один ребенок. Понятно, что, если родиться второй ребенок, в обычных случаях первому станет хуже – он не знает отношения в квадрате и знать их не хочет – ему нравиться занимать единственное место в «треугольнике». Пусть ребенок мал – но и мать не знает, как вести себя в данном случае – для неё треугольник тоже становится основной фигурой. Она любит одного, какое-то время уделяет другому, но даже если она сможет создать устойчивый прямоугольник, это тоже ей немногим поможет – каждому ребенку хочется быть единственным. Нельзя уравнять детей в правах – один больше, другой меньше, нельзя поровну распределить любовь между детьми – мы к этому не приучены. Но можно ощутить себя чем-то средним между квадратом и треугольником – увидеть себя «кругом» – СЕМЬЕЙ – которая может принимать любую промежуточную форму. В этом случае проблем не возникает – но такой способностью – видеть промежуточные формы круга – обладают немногие.

Это частный пример – на самом деле все гораздо глубже. Те слова, которые у нас есть на правой стороне, гораздо больше, чем увиденные нами образы. Закройте глаза и скажите ложка – некоторые увидят её, некоторые просто вспомнят одну из «ложек», которые они видели. Но в любом случае это будет одна ложка из многих – при желании можно просмотреть целый калейдоскоп образов, соответствующих этому слову – или хотя бы вспомнить все различия между ложками, которыми мы пользовались. То есть те слова, которые мы обычно используем, не позволяют нам идентифицировать образ полностью – один легко может быть заменен другим и оба будут описываться одним и тем же словом. Например, почти у всех у нас появлялись новые друзья и на вопрос – кто это, мы легко отвечаем – это мой друг – хотя полгода раньше называли так совсем другого человека.

В результате мы почти не видим разницы между образами, с которыми имеем дело. И теряем то, что могли бы получить, если бы назвали любой образ его собственным именем. Мы об этом уже говорили – если найти подходящее индивидуальное имя для образа, он станет гораздо послушней – им действительно можно будет управлять. Это почти как дать имя собаке – пока у неё не было имени, мы не могли даже позвать её к себе. Но когда нам удается соединить её с подходящим именем, собака охотно слушается нас и может даже выполнять команды.

Так и с образами – пока у нас есть одно слово для множества образов, мы не можем ими управлять – это то же самое, что пытаться подозвать к себе собаку, называя её просто собакой. Но если один из образов связать с индивидуальным именем, он становится намного более послушным – а это дает очень много. Представьте, что мы могли бы приблизить к себе образ другого человека – настолько, чтобы полюбить его. Или отдалить образ другого человека так далеко, чтобы смочь забыть о его существовании. Стереть образ какой-то болезни и заменить его образом здоровья, отодвинуть образ старости и заменить его образом молодости и так далее. Суметь сделать это – значит смочь овладеть Силой Первого Ключа со всеми раскрывающимися здесь перспективами.

А здесь наши возможности очень ограничены – теоретически мы можем придумать новое слово для каждого значимого образа. И даже пытаемся это делать – отсюда и стремление давать ласковые или обидные прозвища тем людям или тем вещам, которые для нас значимы. Но почти всегда мы используем для этого уже существующие слова – «кисонька», «рыбанька» и так далее. Понятно, что «кисонек» и «рыбанек» может быть много – поэтому подобные имена к конкретному образу почти не привязаны – они не позволяют управлять им в полной мере. Для того, чтобы управлять, надо научиться создавать новые слова – вернее, не создавать, а слышать их.

Каждый образ обладает своими вибрациями, которые можно трансформировать в звучание его имени – именно эти новые слова дают нам власть над образами. А мы разучились их создавать, хотя было, время, когда мы владели этой способностью – маленький ребенок может придумать собственное имя для любого образа – так он и делает, пока его не обучат словам общего языка. Именно поэтому образы в младенчестве были нам так послушны. Мы могли их «оживлять», наделять новыми свойствами – превращая, например, игрушечный самолет в настоящий самолет. И даже могли создавать из них целые миры – поэтому нам было так легко перемещаться в страну игры, в которой каждый образ расцветал новыми гранями. Во многих случаях эта была даже не игра – мы действительно умели прикасаться к другим мирам. Поэтому мы и не помним почти ничего из раннего детства – память других миров была заблокирована – для того, чтобы мы могли считать этот мир единственным.