Алексей Смирнов - Мальбом. Хоррор-цикл

Мальбом. Хоррор-цикл
Название: Мальбом. Хоррор-цикл
Автор:
Жанры: Научная фантастика | Триллеры | Мистика | Русское фэнтези
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Мальбом. Хоррор-цикл"

Семь разных историй в жанре хоррора, не связанных между собой, но выстроенных по принципу нарушенной гаммы – маль-бома, музыкального альбома зла.

Бесплатно читать онлайн Мальбом. Хоррор-цикл


Фотограф Евгений Горный


© Алексей Константинович Смирнов, 2017

© Евгений Горный, фотографии, 2017


ISBN 978-5-4474-0367-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Композиция первая

Тление тлена

В каждом из нас живет безжалостный судья, обвиняющий нас даже тогда, когда мы не знаем за собой никакого преступления. Хотя мы сами ничего об этом не ведаем, складывается впечатление, будто где-то об этом все известно.

К. Г. Юнг «Парацельс как духовное явление»

На воре горит шапка. Роняет вор багряный свой убор.

Я проснулся от этого самого тления, что под шапкой.

Мне было очень страшно. Во рту пересохло, в груди болело. Та частица меня, что имела обычай пробуждаться прежде других, с надеждой ждала облегчения, облегченно ждала узнавания: вот ночь. Вот ветка, припорошенная снегом. Вот черные глыбы предметов со сглаженными углами. Частица развернулась, будто фантик, в котором лежала подтаявшая конфета с орешком. Этой конфетой был я, и во мне был орешек, в орешке разворачивался пестрый фантик, а я был дома; я лежал, где обычно лежу, мне оставалось немногое – вздохнуть, покачать головой, глотнуть воды и забыться, но уже без боязни, утешенным, благо нарушенные сны никогда не продолжаются. Этого, правда, не скажешь о яви. Мой сонный разум возмутился, не желая признать очевидного; он все еще ждал, что наступит порядок, вот-вот; ему мнилось, будто тягучие течения, которые днем питали мысли, а ночью кормили образы, сумеют распутаться; водоворот исчезнет, освобождая пути к рассудку, и так восстановится обыденная последовательность. Сны истребляются просто: кошмар, пробуждение, последействие, узнавание, облегчение, чертыхание, умиротворение, засыпание. Дело застопорилось на третьем этапе; сон выжил. Я посмотрел на светящийся циферблат: было раннее утро, пять часов.

Бытует мнение, будто сны это нечто вроде непереваренного дня, или дней. Людей, которым снятся кошмары, обременяет реальный груз, но это был не мой случай. Я заканчивал выпускной курс философского факультета, и у меня были все основания рассчитывать на праздность и достаток: выгодное место консультанта при неразборчивой, но денежной конторе. Я не жаловался на здоровье, не терпел нужды; друзей имел ровно столько, сколько нужно, чтобы то были друзья, а не кореша; подумывал жениться, выпивал в меру – словом, жил ровно и счастливо, не давая кошмарам повода вторгнуться с их мрачными напоминаниями и угрожающими намеками.

Одним словом, дела мои шли лучше некуда.

Сон обнажился, теряя подробности, но сохраняя черный каркас; так осыпается с дерева снег. Я сел, сунул ноги в холодные тапочки: те сделались тесными, потому что душа ушла в пятки, и стопы опухли. Обычно с утра опухает лицо. Я надавил пальцем над плюсной, и там осталась хлебная вмятина. В комнате пахло смертоносными благовониями: ложась, я включил фумигатор, и комары, которые не переводились даже зимой, падали, как лапчатые рубиновые звезды. Они успевали насосаться перед смертью, но успевали и надышаться – напрасно рассуждают, будто перед смертью не надышишься: надышишься, и еще как, оттого и погибнешь. Я встал и зажег свет в надежде, что он прогонит мое настроение. Вспышка заставила сон отступить в тень, но он там остался маячить, стоя с недоброй усмешкой, готовый провести в такой позе многие часы.

Мне приснилось, будто я забрел в какой-то огород и вспомнил вдруг, что убил в нем бомжа. Может быть, это была женщина – во всяком случае, нечто, подошедшее к грани, за которой теряются половые различия. И переступившее грань. Огород был дурной, с покосившимся плетнем, с запущенными грядками; пыльные лопухи заказывали музыку разгоряченным мухам; сама земля, казалось, накренилась вместе с крестообразным пугалом в дырявой шляпе. Этот огород представлялся недолговечным проблеском пьяного сознания. Горело солнце, горела шапка: та, что была надета на пугало – вовсю, моя же предательски тлела, покуда я рассматривал заступы, тяпки и грабли, сваленные близ гнилого крыльца. Их вид меня тревожил, но пожар занялся, едва меня тронули за левое плечо; может быть, никакого касания не было, и я принял за него дуновение спрятавшегося ангела. Пропитым голосом тракториста невидимка напомнил мне об убийстве, и я тут же обратил внимание на борозды и канавки, спешно прочерченные в сухом черноземе. Земля немножко разошлась, ровно столько, сколько нужно было, чтобы я увидел, и я действительно увидел перепутанные грязные ленты, похожие не то на лохмотья, не то на мясо; под ними чернели кости, как будто их долго продержали над костром, но не сожгли, прокоптили, и вот они впитали давнишний дым. Пейзаж качался; он не дрожал обманной знойной дрожью, а именно раскачивался, как маятник. Вокруг было голо, бедно и солнечно; бороздки и канавки продлились в доисторическую тракторную колею; невидимка, стоявший за плечами, торжествовал, и я отступил, цепенея от страха, потому что вспомнил. Вернее сказать, я сначала не вспомнил ни бомжа, ни картины убийства; я знал только, что убийство состоялось, и совершил его я; совершил, вероятно, либо по неосторожности, либо под действием скороспелого бешенства. Еще мне вспомнилась моя тогдашняя уверенность в полной безопасности; я ни секунды не сомневался, что меня никогда не найдут и не будут искать. Затем промелькнул и сам бомж, я так и не разобрал, кем он был: это существо стояло и горланило что-то, размахивая руками, очень похожее на разбитное лихое пугало, которое с того времени ничуть не изменилось и даже торчало под тем же углом. И я, по-моему, рубанул орущее существо лопатой. «Но теперь все открылось», – сказал невидимка; я отступил еще. Пылал рябой огородный сентябрь. Солнце припекало мою макушку, мне захотелось пить, и я сразу проснулся, чтобы утешиться мирными предутренними часами в мирные предутренние часы.

«Это сон», – сказал я себе, стоя посреди залитой светом комнаты и слушая, как капает в ванной. Капель равнодушно стучала; у нее не было права голоса, не то, будь ее воля, она-то уж сказала бы мне все, что думает про мою особу и о моих прошлых деяниях; но нет, так и нет, и капли падали, подчеркнуто безучастные к моим сомнениям. В этих сомнениях ощущалось нечто столь же ужасное, сколь и манящее, участие чуда. Мне очень хотелось поклясться перед собой, что никакого бомжа не было, и никакого огорода я не знаю, но я не сумел. Когда же и где? Этого я не помнил. Возможно, я был пьян? Меня зашвырнуло в пригород, я поспорил с каким-то бродягой, зарыл его в качестве последнего довода – может быть, я ни в чем не мог поручиться.

Пришлось умыться и выпить кофе; ни первого, ни второго я не терплю, я принимаю душ и пью чай с бергамотом. Сосущее воспоминание требовало скорых мер, я бухнул в чашку четыре столовые ложки: сначала кофе, потом сахара. Умывался холодной водой; вообще, я принялся лихорадочно приводить себя в порядок – бриться, чиститься, сменил носки, переоделся на выход. Короче говоря, сделал многое, чтобы отвлечься, но сделанное не помогло. Тревога не исчезала; я выпил вторую чашку и поймал себя на том, что вспоминаю все пригороды, какие мог посетить в обозримом прошлом. Их было немного, и мне, чтобы их перечислить, хватило пяти пальцев. «Но я же не принимаю этого всерьез, – мое обращение к внутреннему собеседнику прозвучало рассудительно и лицемерно. – Все очень просто. У меня есть какая-то неосознанная потребность, и очень настойчивая – до того, что пролезла в сознание, облекшись в форму вымышленного инцидента. По всей вероятности, эта потребность еще хуже, и у меня нет ни малейшего желания разбираться, в чем она состоит. Зато у меня есть желание растоптать ее мерзкую оболочку. А потому… сейчас я вспомню всякие рискованные места и, действуя методом исключения, не оставлю ей средства к существованию».


С этой книгой читают
Четыре повести о диких экспериментах в Сухумском питомнике, о похоронном поезде среди необъяснимого мора, о детективных событиях в Центре Психологического Роста и о бездумном противостоянии добра и зла под замершим солнцем.
Повесть-сказка о приключениях Сандры и Патрика, волею судьбы принявших участие в строительстве Мозаики Миров. Многоликий Бартамон, он же Аластор Лют, пытается заставить их действовать по своему вкусу.
Три повести о сектантах, исповедующих отказ от человеческого образа. Повесть «Натюр Морт» удостоилась первого места в конкурсе Арт-Лито им. Стерна-2000 под руководством Б. Стругацкого и А. Житинского, а также премии «Живой металл-2013» как лучшая повесть в жанре «хоррор».
В книгу вошли три фантастические повести, общность которых предположена в третьей – «Пограничная крепость». Первая, «Сибирский послушник», рассказывает о необычном интернате в сибирской глуши. Вторая, «Лето никогда» – об альтернативно-историческом лагере скаутов. В «Пограничной крепости» появляются сновидец Будтов и его Кот.
Книга состоит из одной новеллы и двух коротких рассказов в жанре научной фантастики и социальной фантастики. Повесть «Роза в пустыне» повествует о потерпевших кораблекрушение на далекой планете космонавтах и о взаимоотношениях внутри их нового социума. Рассказы Artificial и «Возвращение» поднимают злободневные проблемы об искусственном интеллекте и социальном одиночестве.
Когда амбициозный научный эксперимент выходит из-под контроля, человечество сталкивается с последствиями, которые изменят его навсегда. Группа ученых решает создать прорывную технологию, способную улучшить мир, но вместо этого они выпускают на волю силу, способную уничтожить всё, что было построено. Природа аномалии оказывается загадочной и разрушительной, её последствия распространяются с ужасающей скоростью, меняя не только биологические законы
В эпицентре космических тайн и альтернативных реальностей разворачивается захватывающая история…Группа археологов бороздит просторы вселенной на космическом корабле, но их миссия принимает неожиданный оборот, когда они находят обессиленную девочку Катю. Выясняется, что бедняжка провела восемь лет в альтернативной реальности, где правят Отверженные. Катю спасли, но Отверженные могут мучить и других детей. Отважные герои готовят экспедицию, чтобы с
"Последний алгоритм" – это мощная антиутопия о мире, в котором искусственный интеллект взял на себя управление судьбами людей. Действие разворачивается в 2035 году, когда глобальная автоматизация заменила человечество, оставив лишь два класса: элиту "связанных," контролирующих мир с помощью нейролинка, и "несвязанных," борющихся за выживание в зонах отчуждения.На фоне глобального раскола группа сопротивления пытается остановить планы элиты по эва
Эта книга научит Вас профессиональной работе в популярнейшем графическом редакторе Photoshop CS4. Наряду со стандартными средствами описываются всевозможные хитрости и трюки, позволяющие быстро и эффективно выполнять ретушь фотографий, создавать коллажи, 3D-эффеты и анимацию, выполнять пакетную обработку изображений, комбинировать графические фильтры для получения красочных спецэффектов.
В романе современной писательницы Фаины Гримберг дается новая, оригинальная версия жизненного пути претендентки на российский трон, известной под именем «княжна Тараканова». При написании романа использованы многие зарубежные источники, прежде не публиковавшиеся.
В семье крупного бизнесмена Суворова давно отлаженная и внешне благополучная жизнь полностью разрушена – его жена Элеонора сбежала, прихватив со счетов мужа крупную сумму, которую она обналичила в банке по соседству. Там работал ее сообщник и по совместительству любовник Сергей Пронин. Но скрыться парочка не успела: вскоре Сергей был убит в своей машине, стоявшей во дворе. Полиция сначала сочла, что его смерть наступила по естественным причинам,
««Спать, спать, спать, спать», —Говорит тихонько матьМаленькому мальчику,Гладя его пальчики…»В формате a4.pdf сохранен издательский макет.