МАЛЕНЬКИЕ СКАЗОЧНЫЕ ИСТОРИИ
Кредитная история
Встал Ерошка поутру в декабрьской кромешной темноте, засветил лучину. На полатях сразу же зашевелились мальцы (их у него семеро по лавкам) и тотчас начали приставать с неудобными вопросами:
– Тять, а тять, мамка нам сегодня даст чего-нибудь поесть?
На печи в темноте заворочалась старуха, глотая беззубым ртом воздух: тоже, поди, об этом же спросить хочет…
‒ Поскреби, Федора, по сусекам, – вздохнул Ерошка, обращаясь к растрёпанной спросонья жене и почесал затылок. – Может, ещё чего-нибудь наскребёшь.
– Да вчерась всё соскребла даже со стенок в ларе. Нет боле ничего, – зло ответила та. – У самой уже два дня маковой росинки во рту не бывало.
Задумался Ерошка. До весны далеко, а запас провианта дома закончился, да и денег нет, купить не на что. Горько вздохнул ещё раз и решился: делать нечего, кроме как идти к процентщику Савве, в долг брать.
Одел он драный зипун, нахлабучил рваную шапку-ушанку, прохрипел: «Ждите, чего-нибудь раздобуду!» и шагнул, согнувшись в три погибели, в низкие двери.
В сенцах мороз хватанул, щипнул во все открытые от зипуна и шапки места, а их с учётом дыр было больше, чем закрытых, взбодрил старое натруженное тело и в голову «стукнуло»: «А ведь не даст просто так Савва денег взаймы. Залог потребует».
Остановился Ерошка, опаленный стужей, очень глубоко задумался – до самого спинного мозга. Чугунок взять в залог? В чём тогда еду готовить. Ухват прихватить? Ценности в нём нет никакой, не признает его Савва залогом. Ещё раз вздохнул пуще прежнего Ерошка и взял топор. Нужная в хозяйстве вещь, но как-нибудь перебьёмся!
Шёл, всю дорогу отбивался от мороза, пролазившего во все дыры. Пар от него валил, как от дырявого самовара.
Процентщик Савва жил на другом конце деревни в добротном рубленом доме.
– Здорово, Савва! – войдя во двор, приветствовал Ерошка хозяина, вышедшего ему навстречу.
– Завсегда добрым людям рады! – отвечал Савва, расплываясь в улыбке и поправил накинутую на плечи бобровую шубу. – С чем пожаловал, добрый человек?
– Хочу вот у тебя рубль занять.
– И то дело. Хорошим людям как не помочь?! Людям всегда помогать надо – зачтётся божьей милостью и на этом, и на том свете. Что, совсем туго стало жить?
– Нужда такая, Савва, что хоть ложись да помирай! Одно только ты – спасение. Одолжи рубль до лета. Урожай новый будет – сполна отдам. Дашь рубль-то?
– Да как не дать. Дать-то дам. Но рискованное это дело. Надо тебе что-то в залог оставить, а то ведь и обмануть можешь ненароком.
– Вот топор. Пойдёт?
– А почему – нет? Без топора в хозяйстве, как без рук. Хочешь – не хочешь, а за ним придёшь. Ценная вещь.
Савва взял топор, отнёс его в кладовую, сходил домой и вынес один рубль.
– На вот. Летом два отдашь.
«Два?!» – вздрогнул Ерошка, открыл уж было рот возразить, но понял, что торговаться бесполезно, а семью как бы там ни было кормить надо. Не умирать же с голоду? Начни возражать – он и три запросит. Махнул рукой молча, нахмурился и забрал рубль. Сгорбился ещё больше и пошёл вон со двора.
– Эй! – крикнул ему вдогонку процентщик Савва. – А ведь трудно тебе будет сразу два-то рубля отдать летом.
– Трудно, – мрачно подтвердил Ерошка, оборачиваясь. И тут вдруг промелькнула в голове неожиданная радость: процентщик скосить хочет долг! Так хорошо стало на душе, как в детстве, когда матушка ласково погладит по макушке. В душе потеплело.
– Так ты отдавай в рассрочку: один сейчас, а второй летом, – заботливо предложил Савва.
«А и то верно! – подумал Ерошка. – Хоть и паразит этот процентщик, а умный всё-таки, мерзавец. Толково иной раз подсказывает!»
Отдал Ерошка ему рубль и заторопился домой. А то уж мороз прямо-таки покусывает. И только во дворе собственного дома, когда отряхивал от снега пимы, закралось в него сомнение.
«Как же так, – подумал он, пошарив по карманам. – Денег домой не принёс, их как не было, так и нет. Топор был, и его не стало. Да ещё и рубль остался должен… Вот дела! Не липнут деньги к мозолистым рукам!»
Разница взглядов
Бабушка Даша, насадив на самый кончик носа большие очки, вязала внуку носочки, сидя в кресле в гостиной. Она то морщилась, отдаляя спицы на расстояние вытянутых рук, пытаясь разглядеть стежки, то обеспокоено посматривала на внука, первоклассника Ванюшу, который тут же в комнате не знал куда выплеснуть бьющую ключом энергию.
‒ Не балуй, ‒ наконец не вытерпела она, когда Ванюша схватил кошку за хвост. ‒ Будешь безобразничать, отец с матерью придут, устроят тебе головомойку. Садись лучше за уроки.
‒ Не люблю я уроки учить! ‒ искренне ответил мальчик и пошевелил правой рукой торчащие в разные стороны волосы на голове. ‒ Скучно!
‒ Всё-то тебе скучно, ‒ вздохнула бабушка Даша. ‒ А как же ты хочешь жизнь прожить?
‒ Весело! ‒ откровенно ответил Ванюша.
Он замер на мгновение, подтянул тоненькими ручонками штаны и в задумчивости спросил:
‒ Бабушка, а тебе не скучно вязать?
‒ Скучно, внучек, ох как скучно!
‒ А зачем ты вяжешь?
‒ Ну как же… чтобы тебе тепло было. В жизни, Ванюша, приходится делать много скучных дел.
‒ А я, когда вырасту, скучных дел делать не буду! ‒ твердо заявил внук.
‒ И что же ты будешь делать?
‒ Я буду жить отдельно от родителей, целый день гулять во дворе, а ночью играть на компьютере. А скучные занятия ‒ умываться по утрам, чистить зубы, заправлять постель, убирать в квартире, ходить в школу, спать по ночам ‒ я делать не буду. Зачем делать то, что скучно?! Жить надо весело!
‒ Я погляжу, ты и так весело живёшь.
‒ А когда вырасту, заживу еще веселей!
‒ Ох, ‒ вздохнула бабушка Даша и подумала: «Наверное нам, старикам, оттого и живется грустно и скучно, что приходиться столько лет умываться по утрам, чистить зубы, заправлять постель, вязать носки, готовить обед, мыть посуду, убирать в доме. Поэтому и теплеет на душе, когда смотришь на внуков, как на свою несбывшуюся мечту. Они абсолютно уверены, что счастье обязательно ждет их в будущем, надо лишь перестать чистить зубы и ходить в школу. И тогда будешь всю жизнь парить в небе, ничего не делая, и восторженно смотреть на мир, спускаясь лишь в места полные наслаждений.»
Бабушка Даша отложила вязание на журнальный столик и, еще раз вздохнув, насильно усадила внука учить уроки.
‒ Давай-ка, трудись, пока не вырос, ‒ приговаривала она. ‒ Вот когда вырастешь, тогда и будешь жить в свое удовольствие.
Она, так и не повзрослевшая до тех лет, когда живут в свое удовольствие, верила, что безмятежной жизни, как и загробной, не бывает, а счастливый Ванюша об этом еще не догадывался. Оказывается, надо до последнего дыхания верить в то, что неосуществимо, и будешь счастлив. Между безмятежным и обязательным проходит граница детства и зрелости. Мы переступаем её, когда слово «хочу» заменяется словом «надо».
