Крах авторитета
Сан Саныч был расстроен, озадачен и зол. Потерян и раздавлен. Морально опустошен.
Еще вчера он именовался исключительно и подхалимски-уважительно «сам самыч», «бигбосс» и «сами-знаете-ху». И это только официально-неофициальное проявление всеобщей уважухи коллектива.
Неофициально-неофициальное признание колыхалось волнами народного восхищения от гордого «клювонос» до не менее, а в некоторых случаях и более, всеобъемлющего «сексозавр».
Сан Саныч обожал свой орлиный профиль, втайне считая себя потомком бесшабашных и свободолюбивых кого-нибудь, потому на «клювоноса» нисколько не обижался. Да и слабость к прекрасной половине сотоварищей питал часто и с завидной регулярностью, о чем свидетельствовали три счастливых брака за плечами, юные поклонницы на все случаи жизни и неиссякаемый поток слухов со стороны тех, кто в силу разных причин в их число не входил.
Правда, семейное древо вкупе с фамилией Смирнов оставляло мало шансов на свободолюбие и бесшабашность, но со свойственным ему оптимизмом Сан Саныч почти не сомневался в наличии тайного романчика у пра-пра-представителя славной династии Смирновых. Да и извилистым любовным тропам с заметным в последние годы перепадом высот он все чаще предпочитал широкие и проторенные дороги без признаков шустрых остреньких каблучков.
Но это же тонкая душевная организация большого незаменимого человека в широком кожаном кресле, которой простым смертным, к счастью, не познать в их сером и беспросветном существовании.
Но и большим людям порой свойственны простые человеческие слабости в виде мазохистского углубленного копания в дебрях собственного лениво копошившегося бессознательного.
Сан Саныч был образованным большим человеком по меркам больших образованных менеджеров высшего звена. Обладал МВА, стажировался в ныне недружественном государстве и имел представление о наличии собственного и иже с ним коллективного бессознательного.
А оно настойчиво заскреблось где-то на задворках Сан-Санычевского самосознания после сегодняшнего утреннего с позволения сказать про-исшествия.
Причем с утра, ничто, что называется, не предвещало скорого стремительного погружения в холодные объятия психологии. Одеколончик дорогой-заморский, галстучек фирменный-шелковый, девочка-ласточка только из автосервиса…
И тут как гром среди ясного неба, как предательский удар в спину, как голубиный привет из ниоткуда едва различимый шепоток. Ку-ле-шок. Не бигбосс, не сексозавр, а именно кулешок. Нюня, размазня, бесхребетное существо, над которым в голос хохочут тайные свободолюбивые воздыхатели пра-пра-прародительницы славного семейного рода.
– Вот так вот, кулешок, – просипел вчерашний бигбосс, опуская 120 килограммов достижений и надежд в недра рабочего места. – Не кулеш даже, а так, жалкий жиденький кулешок.
Но почему? Почему вдруг? Где дал слабину? Кого нечаянно облагодетельствовал? Кого помянул добрым словом?
Перво-наперво предстояло во что бы то ни стало выяснить, кто посмел назвать великого и могучего «сами знаете ху» столь унылым, непрезентабельным и вязким, как нелюбимая с детства каша-размазня, прозвищем.
Сан Саныч прикрыл глаза и попытался вспомнить всех присутствующих при недавнем крахе его выпестованного и до блеска отполированного авторитета.
Первый звоночек
В утренний час просторный холл компании был почти пуст. За стойкой приклеенной улыбкой улыбалась девушка-ресепшионист – то ли Люда то ли Люба, опять какая-то новенькая в идеально отглаженной блузке и с совершенно потухшими глазами.
Вдруг она? Помнится, однажды на неделе, улыбнулся ей, вот и произвел впечатление шефа – рубаха-парня, ни рыба ни мясо, этакого студня-кулешка…
На заднем плане маячил охранник, тоже какой-то невзрачный персонаж на аутсорсе, не человек даже, одна функция для разгадывания кроссвордов. Тоже мог посягнуть на неприкосновенное и поставить под сомнение единовластие уважаемого генерального директора.
Двери лифта уносили чью-то широкую спину, туго обтянутую невзрачным пиджаком. Надо посмотреть по камере, кто это был, вроде похож на зама по персоналу, хотя у них у всех одинаковые плохо пошитые костюмы.
Так, кто еще? На диванчиках сидели какие-то люди, кажется, мужчины, наверное посетители, за которыми не успели спуститься сотрудники. Вдруг они? Проследили взглядом за Сан Санычем и небрежно бросили вслед «вот ведь кулешок идет». Этакая гусыня, ром-баба, винни-пух с крашеными висками.
Сан Саныч посмотрел на свое отражение в отполированных дверцах шкафа для бумаг.
Отражение бесстыже пялилось на своего хозяина мешками под глазами, пульсировало веной на шее и обиженно выпячивало нижнюю губу. Раздобревшее на фаст-фуде тело тихо покачивалось в такт невеселым мыслям. Трёхкратный перстень застенчиво поблескивал на переднем плане Сан Санычевого достатка.
Кулешок. Как есть кулешок. Не кулеш даже, а так, мелочь пузатая, недотыкомка какая-то.
В дверь поскреблись. На пороге, блистая винирами, покачивала бедрами секретарша Наденька.
– Почему так долго? – рявкнул бигбосс, принимая кофе в винтажном фарфоре.
– Звонили партнеры, хотят встретиться на завтра, – пролепетали бедра, закачавшись еще сильнее.
А может, все еще хуже и липкое прозвище уже просочилось в костяк сплоченного трудового коллектива, медленно, но верно подтачивая его, Сан Саныча, годами лелеянный авторитет.
Может, и Наденька, сладко улыбаясь в лицо, ехидно шепчет в спину обидное студеобразное слово…
– Что сказать-то? – бедра на секунду приостановились и тут же возобновили привычное движение. – По поводу встречи?
Сан Саныч почувствовал, что его начинает укачивать. Как в детстве на злополучном теплоходе по Золотому кольцу, с синими водами за бортом и питьевой водой, пахнущей хлоркой, от которой мутило еще сильнее.
Любимый кофе моментально приобрел характерный для дезинфекции вкус.
– Я занят, завтра не могу, пусть ждут, – выдавил из себя большой босс, желая быстрее избавиться от бедер, словно отбивающих так – ку-ле-шок-ку-ле-шок-ку-ле-ку-ле-ку-ле-шок.
– Но они настаивают, можно я с вами соединю? – неуверенно блеснули виниры.
– Всё я сказал, свободна, – выдохнул Сан Саныч.
Бедра колыхнулись еще раз и обиженно скрылись за дверью.
Наверняка тоже знает, иначе чего такая настойчивая? Почувствовала, что можно из шефа веревки вить, прошмондовка.
Бигбосс живо представил, как Наденька покачивает бедрами в сторону замов мужской принадлежности и блестит винирами в направлении женской на вопрошающе-издевательское:
– Кулешок-то наш на месте?
– На месте, как с утра по стулу растекся, так обратно не собрался…
