Наташа нежно гладила редкие седые волосы матери и тихо шептала:
– Прости, пожалуйста, прости! Родная, любимая мамочка, прости!
Мать лежала в гробу и уже не могла ей ответить, как раньше, когда ещё была живая:
– Доченька, я так сильно люблю тебя и, конечно, тебе всё прощаю, солнышко моё! Только ты, пожалуйста, будь впредь сдержаннее. Пойми, что своими выпадами ты ранишь мне сердце.
Нет, мама упорно молчала, и Наташе казалось, что она очень обиделась, не прощает и поэтому молчит.
И снова она гладит мамины волосы, так рано поседевшие, и снова упорно шепчет:
– Прости!
– Как, оказывается, Наташка мать свою любила, – тихо, одними губами произнесла Катя на ухо Ирине, но подруга всё поняла и сделав отрицательный знак рукой, также тихо ответила:
– Ты просто не видела их отношений, я потом тебе расскажу.
Наташа не замечала ничего вокруг, кроме своей любимой ушедшей в другой мир мамочки, поэтому перешептывания подруг не коснулись её слуха, и, словно заевшая пластинка, она снова тихо твердила всё тоже слово – прости!
Она не чувствовала слёз, бегущих по красным щекам, поэтому почти не утирала глаза, воспалённые от солёной влаги и бессонной ночи.
По следам памяти – в далёкое детство
Память унесла Наташу в далёкое детство, она ясно увидела себя: маленькую нарядную девочку, рядом с яркой, модно и безупречно одетой мамой.
Они в парке, садятся на карусель, набирая круги, поднимаются всё выше. У Наташи замирает сердце от страха, но мама крепко жмёт её руку, и страх куда-то уходит.
Потом они, ещё не расставшись с головокружением, садятся на лавочку под тенью душистой черёмухи и лакомятся вкусным мороженным.
– Прости, мамочка, – снова шепчет Наташа, поглаживая руку, сжимавшую её тогда на карусели, потом подававшую вкуснейшее в мире мороженное.
А память уже унесла в другую житейскую ситуацию: вот они втроем – мама, отец и Наташа на школьном дворе, родители вместе привели свою любимицу в первый раз в первый класс.
Все они взволнованы, но больше всех волнуется она, Наташа! Ведь это её первый шаг в новую неизвестную жизнь!
Школьный двор полон учениками всех возрастов, из репродуктора несётся песня про неё, про Наташу:
Сестрёнка, Наташка, теперь первоклашка,
Теперь ученица она…
И хотя у Наташи нет брата, она принимает слова песни на свой счёт, рядом с ней мама и папа, они её любят, они в неё верят, успокаивают её по очереди:
– Не переживай, доченька, ты у нас умница, у тебя всё получится, ты будешь лучшей ученицей в классе, ты же талантливая девочка!
Потекли школьные будни. Способная девочка – Наташа училась хорошо.
Казалось, она схватывала всё на лету.
К одарённости девочки прилагалось её усердие: на уроках она была внимательна, дисциплину никогда не нарушала, дома занималась усидчиво, не ждала подстёгиваний от родителей, после небольшой прогулки сама возвращалась домой и садилась за уроки: раскладывала учебники и тетради, углублялась в них.
Так было вплоть до выпускного одиннадцатого класса. А в выпускной год с Наташей что-то случилось.
Ещё летом, пока Наташа гостила на каникулах у бабушки, отец ушёл из семьи.
Приехала. С поезда встретила мама, на вопрос – где папа? – ответила ложью:
– В командировке отец, надолго уехал.
– Надолго, это на сколько? – уточнила Наташа.
Мать уклончиво ответила: – Месяца на два.
– Что означает эта перестановка слов? – не унималась Наташа, – не на два месяца, не на три, а месяца на два? Какие-то размытые границы.
Она чувствовала, что мама что-то не договаривает. Но мать сделала вид, что не заметила её уточняющих вопросов, и умело перевела тему разговора: стала расспрашивать, как там бабушка и дед, как Наташа лето у них провела?
Дочь охотно стала делиться впечатлениями и даже на время забыла об отце, хотя сердце предательски щемило постоянно.
А мама не сказала правды, не только потому что не хотела пока расстраивать дочь, она надеялась, что муж одумается, нагуляется со своей молодайкой и вернётся в семью.
Но чуда не случилось, видно цепко ухватилась эта хищница за женатого мужика, отца взрослеющей дочери.
И как ни трудно было Наташе мириться с этой неизвестностью, она, догадываясь обо всём, старалась больше не тревожить мать.
Зато сама себя она перестала узнавать: появилась ничем необъяснимая раздражительность, она вспыхивала порой без причин, и на кого, на свою любимую дорогую мамочку.
Наташа подсознательно считала её виноватой в уходе отца, она даже ворчала мысленно на неё:
– Не могла удержать отца, упустила! Ведь он так любил нас обеих! Что же всё-таки произошло?
А мама плакала по ночам, это Наташа очень скоро заметила. Зашла к ней вечером, чтобы предупредить о завтрашнем школьном родительском собрании, и увидела её заплаканную, растерянную, словно уличённую в чём-то нехорошем. И вместо того, чтобы обнять дочку, поделиться с ней своим переживанием, мать сухо спросила:
– Чего тебе? Врываешься, даже не постучала.
– Не постучала? – удивлённо переспросила Наташа, – с каких это пор твоя комната стала для меня запретной, мне надо у тебя аудиенции спрашивать перед приходом? – съязвила она, довольная своей колкостью.
– Наташка, отстань, не видишь, мне не до тебя? – взорвалась мать.
У Натальи сердце сжалось от сострадания к матери и к себе, и к потерянному теперь для них отцу. Она присела на диван рядом с мамой, обняла её, горячо зашептала:
– Мамочка, ну хватит скрывать, я ведь не маленькая, я всё поняла. Отец не в командировке, он ушёл от нас. Но давай не будем так терзаться из-за него. Он предал нас, давай и мы с тобой его забудем, станем учиться жить по-новому, без него.
Она прижалась к матери, ласково взяла её руку в свою, продолжила:
– Мама, я очень тебя люблю, и папу любила раньше, теперь уж я не могу любить его, очень обидел он нас с тобой, и ты тоже не люби его больше, он не стоит нашей любви, мамочка.
И они разрыдались обе, потом успокоившись, долго сидели в обнимку, разговаривали, планировали свой новый бюджет, резко снизившийся без отцовских денег, алименты решили с него не брать:
– Не нужны нам с тобой, Наташка, его подачки, – гордо тряхнула мать головой, – обойдёмся как-нибудь без них.
Наташа сомневалась, понимала, что будет трудно, но не стала перечить матери, чтобы снова не всколыхнуть в ней боль обиды на отца:
– Пусть сама принимает решение, – думала она, в тайне надеясь, что отец не забудет свою дочь, будет по-прежнему заботиться, будет помогать.
