– Они же не будут стрелять?! – задыхаясь, выкрикнула Сашка, ныряя за мной от света фонаря в темноту, под отцепленный вагон. Лай собак, кажется, стал чуть тише, сместившись влево.
– Конечно, не будут, – заверил я, точно зная, что вру. Пусть хотя бы ей не будет так страшно.
Но зря я старался: только я перевернулся с живота на спину, поудобнее устраиваясь на шпалах и мокром щебне между ними, как со стороны депо раздался треск очереди. Пронзительно звякнул металл о металл, и звук этот смешался со свистом, жужжанием и эхом.
– Валя, – тихо забормотала Сашка, подползая и уткнувшись холодным носом мне в ухо, – мы же ничего такого не делали, – я почувствовал, что она вот-вот сорвется, – мы же только целовались.
– Тс-с, – прошептал я. – Мы, кажется, ушли. Давай замрем и полежим смирно.
В такую передрягу я попал впервые, но вел себя достойно и, наверное, гордился бы собой, если бы не было так жутко.
Сперва тявканье сдвигалось левее и левее, и все спокойнее становилось в моем ухе Сашкино дыхание, но потом собаки вдруг залаяли ближе, даже стали слышны голоса людей, и она задышала неровно, с еле слышным сопением. Дважды пальнули одиночными, видно, приметив что-то подозрительное. Я напрягся, но звуки снова начали удаляться.
С лужей, точнее с дождем, нам повезло. Если б не он, собаки со следа не сбились бы… Учитывая, что мы бежали от самого парка, можно сказать, что мы совершили невероятное.
Одновременно с тем как отступал страх, все сильнее начинали угнетать холод и сырость. Но, видно, Сашка успокоилась раньше меня, потому что она вдруг прижалась ко мне плотнее, и ее рука полезла мне под рубашку, поползла по животу… Ого! Это новые игры. Я сразу забыл о дискомфорте.
– Валька, – зашептала она, – нас ведь сейчас чуть не убили. А если бы убили, тебя или меня, у нас бы никогда не было этого…
Где-то неподалеку, на нашем или на соседнем пути, застучал колесами локомотив.
– Ты хочешь сказать… Нам нужно сделать это? – я почувствовал, что руки начинают дрожать снова, но уже не от холода и не от страха, скользя по ее мокрой холодной спине под свитером.
– Ага, – выдохнула она. – Пока не убили. Чтоб хоть было за что.
Глаза привыкли, я уже отлично видел ее в темноте, и мы стали целоваться, потихоньку расстегивая все, что расстегивалось. И мы так увлеклись этим, что перестали обращать внимание на звуки, пока локомотив, тормозя, не заскрипел почти над ухом, а потом несильно треснулся прямо о наш вагон. Тот, громыхая, покатился, мы снова замерли, но, пройдя метра два, он застыл, оставшись все-таки над нами.
Локомотив очень медленно придвинулся к нему и толкнул его еще раз, но теперь вагон только дрогнул. Совсем рядом послышался хруст щебня под чьими-то ногами, скрежет и стук… Стало ясно, что вагон прицепляют.
– Пойдем отсюда, – шепнула Сашка, торопливо застегивая джинсы.
Я понял, что она собирается лезть через рельсы, и покрепче ухватил ее за талию.
– Ты с ума сошла! Вагон в любой момент может поехать!
– И что, лежать тут и ждать?
– Конечно! Ты хочешь, чтобы тебя разрезало пополам?
– Можно отползти подальше от вагона по шпалам, а потом уже лезть через рельсы, – предложила она.
– Можно, – согласился я.
Но этого не понадобилось. Вагон дернулся и, ускоряясь, двинулся в противоположную прежней сторону. А мы, как дураки, остались лежать на шпалах под ярким светом висящего на столбе фонаря. Так сказать, на всеобщем обозрении. Слава богу, обозревать было некому.
– Давай не пойдем домой, – предложил я, когда мы, грязные, как свиньи, выбрались обратно в жилой микрорайон. – Можно снова напороться.
Раздался низкий-низкий, на пороге слышимости гул, и чуть шевельнулась под ногами земля. В космос отправилась очередная партия добровольцев.
– А куда пойдем? – спросила она.
– К Виталию, – придумал я. – Он тут в двух шагах живет, я у него был один раз.
– Зачем?
– Диктант переписывал.
– Нет, второй час, все-таки. Неудобно.
– Удобно, неудобно!.. А от патруля бегать удобно?! – я почувствовал, что начинаю злиться. Не на нее. Просто оттого, что нас обломал локомотив, и я так и остался девственником. Хотя звучит это и смешно. – Помнишь, как он нас учил: «добро должно быть с кулаками», «красота спасет мир», «лучше умереть стоя, чем жить на коленях»… Сами всё просрали, а теперь к нему неудобно!
– Он-то здесь при чём?
– Все они при чём!
– Перестань, Валенок.
– Да не «перестань»! – конкретно завелся я. – Я ему в глаза хочу посмотреть. Почему это мы должны лететь к этим чертовым звездам?! Как они могли подписать эту долбаную «Хартию»!
– Тебя никто не заставляет никуда лететь.
– Да?! А если я люблю тебя?!
– Тогда не кричи на меня.
Я даже остановился, стараясь взять себя в руки, потом сделал глубокий вздох и через силу улыбнуться.
– Извини, Мурка, – сказал я.
– Я все понимаю, – кивнула она.
– Он, конечно ни в чем не виноват. Но давай все-таки пойдем к нему. Просто потому что так безопаснее. А мы стоим возле его подъезда.
… – Проходите, проходите, ребята, – Виталий Иванович сильно постарел за год, что я его не видел, но выглядел все-таки молодцом. Хотя, возможно, потому, что был одет в новенький спортивный костюм. – Какими судьбами в такой час? Что-то случилось? – спросил он, оглядывая нас. – За вами гнались?
– Да, патруль, – кивнул я, разуваясь.
– Можно, я сразу в ванную? – попросилась Шурка.
– Конечно, конечно, – засуетился Виталий. – Вот сюда, пожалуйста. Чистое полотенце висит на двери. Кстати, можно и одежду постирать.
– А ничего, что машинка шуметь будет?
– Нет, нет, ничего, я ведь один живу.
– А во что я потом оденусь?
– Там висит халат. Правда, он мужской.
– Тогда раздевайся, – сказала мне Сашка. – Тоже постираю.
– Комендантский час? – спросил меня Виталий, включая чайник, когда она заперлась в ванной. – Что же вы так неосторожно?
Я, оставшись в одних трусах, прошлепал за ним на кухню.
– Они нас еще до одиннадцати почикали, – возразил я. – Мы целовались. В парке.
Лицо у него стало таким, словно ему дали пощечину. Он опустился на стул.
Тут дверь ванной распахнулась, и, шествуя павой, в коридоре возникла Сашка, задрапированная в шикарный японский халат.
– Как я? – спросила она.
– Супер! – отозвался я.
– Вы, Саша, восхитительны, – подтвердил Виталий, вымученно улыбнувшись.
– Тогда ждите меня, мужчины, – сказала она. – Я скоро буду.
И снова скрылась в ванной. И сейчас же там загудела стиральная машина. Почти как мезонный транспортно-пассажирский корабль «Свит Эппл-Эль».
– Подонки, – сказал Виталий, имея в виду, конечно, милицейский патруль. – Бедные вы мои. Как же это все скверно. И ведь они – русские люди…
– Они тут ни при чем, – сказал я. – У них приказ.
– Мало ли что приказ. В войну таких называли полицаями, а партизаны их вешали. И потом, после войны, их искали, судили и расстреливали. Правда, я тогда еще не родился.
