В далеком-далеком королевстве, за долиной Роз, у подножья гигантской горы Тушун жил-был лекарь. Он владел необычной лечебницей, предназначенной для лечения редких заболеваний.
Отовсюду к нему приезжали высокопоставленные особы, чтобы поправить свое здоровье. Лекарь помогал им, и они возвращались отдохнувшими и полными сил.
Слава о нем постепенно распространилась за пределы родного королевства. Скоро о нем узнали в маленьком королевстве Робикон, и в дальнем королевстве Моунг, и в королевстве Фанзия, держащимся изолированно ото всех. О лекаре знали даже в горном королевстве Шарри, и в лесном королевстве Айхора.
Впрочем, сам лекарь не подозревал о своей популярности и все время проводил в заботе о пациентах и подборе индивидуального лечения. Он прославился своей добротой и, дожив до преклонных лет, носил посеребренную бороду, достающую почти до пояса, поэтому все его называли «Дедуля».
***
Однажды, в самую темную ночь к дому Дедули подъехала роскошная карета с внушительным гербом Робиконского королевства. Его жители отличались добродушием и гостеприимством.
Кутаясь в черные плащи, из нее вышли двое и, низко наклонов головы, подошли к двери. Несколько секунд они медлили, не торопясь звонить в колокольчик, и тогда красивый женский голос сказал:
– Мы приехали ради него.
– Ты права, – ответил мужчина и дернул за веревочку.
Раздался мелодичный звон, который услышал Дедуля, работающий допоздна в своем кабинете. Поскольку окна кабинета располагались как раз над входной дверью, он выглянул в окно, чтобы убедиться, что колокольчик звонит не из-за очередного порыва сильного ветра, всю ночь донимавшего старца.
– Доброй ночи, – поздоровался он с посетителями сверху, заставляя их поднять головы. – Сейчас Мардж откроет вам и поставит греться чай.
– Мы хотим сразу перейти к делу, – пояснил мужчина.
Дедуля его, словно и не услышал.
– Малиновый и смородиновый закончились, – крикнул он так, будто отвечал на вопрос: «Какой чай у вас есть?». – Осталась только безвкусная трава, которую Мардж почему-то называет мятой. Наверное, она перепутала мешочки и взяла смесь для лекарств.
– Э-э… – протянул мужчина, но был избавлен от необходимости отвечать: Мардж, наконец, открыла дверь и впустила пару в дом.
Внутри было тепло, но комнату освещала одинокая свеча, которую Мардж, – молодая, очень привлекательная семнадцатилетняя девушка в белом чепце, держала за подставку. Она была одета в халат, наброшенный в спешке на ночную сорочку, и ее явно клонило в сон.
– Я отведу вас в кабинет отца, – сказала она, и в ее голосе слышались сонливый нотки.
Мардж свернула налево, едва не задев чепчиком низкую арку проема. Пройдя по узкому коридорчику, где стены были обиты деревом, на котором радостно плясали отсветы пламени, она вывела гостей к винтовой лестнице.
Поднявшись наверх, она постучала в единственную дверь и, подавив зевок, сообщила:
– Посетители, отец!
Тут же за дверью что-то грохнуло, раздался удивленный возглас, а вслед за ним топот ног. Наконец, дверь распахнулась и в проеме появился низенький, похожий на гнома, старичок. Его глаза, пытливо оглядывающие посетителей, озорно блеснули.
– Входите-входите! – гостеприимно пригласил он, распахивая дверь шире.
Мардж уловила слабый, но специфичный запах, и укоризненно посмотрела на него.
– Снова полночи возился с рецептом зелья?
– У меня почти получилось! – игнорируя упрек, поделился достижениями Дедуля. – Я почти понял свою ошибку. Мне не хватает всего нескольких маленьких ингредиентов…
– Она не проснется, – сокрушенно покачала головой Мардж.
Лицо Дедули мигом посуровело.
– Принеси три чая, – велел он, и захлопнул перед ней дверь.
Мардж тяжело вздохнула и пошла на кухню, исполнять указ. Всю жизнь работая с отцом, она изучила все его привычки и незаметно под них подстроилась. Она втянулась в работу, поглощающую все ее свободное время, пожирающую саму жизнь, и давно не жаловалась. Где-то в глубине души она сокрушалась оттого, что в ее возрасте другим девушкам родители ищут женихов, а ей, кажется, это не грозило.
– Итак, – Дедуля забрался на стул, высоковатый для него, и, радостно потирая сухонькие ладошки, посмотрел на гостей, лица которых были скрыты тенями капюшонов. – Кто их вас хочет полечиться?
Прежде, чем ответить, мужчина подошел к единственному окну и прикрыл его ставнями. Внимательно оглядел небольшую комнату, заставленную шкафами до потолка, на которых теснились колбочки всевозможных размеров и форм. В дальнем углу кабинета стояло сооружение непонятного назначения, из которого валил бурый дым.
Мужчина тихонько кашлянул, настороженный необычной конструкцией из листов прозрачного стекла и железа, но смирился с ее наличием и, отвечая на вопрос, сказал:
– Лечить надо не нас, – величественным движением руки, он снял капюшон, и в свете свечей блеснули золото и драгоценные камни короны, – а нашего сына.
Когда Мардж приготовила и отнесла наверх три чашки чая, Дедуля знаком велел ей задержаться и послушать разговор. Мардж мечтала скорее добраться до постели и уснуть, ведь завтра ее ожидал такой же трудный день, как и все предыдущие.
Исполняя волю отца, девушка приткнулась в темном углу у входа, неприметная для посетителей. Удобнее прислонившись плечом к стене, она подумала, что через минутку, когда отец забудет о ней, выскользнет в коридор.
– Еще раз расскажите, как проявляются симптомы у вашего сына. Я запишу, – попросил Дедуля и обмакнул пощипанное перо в чернильницу.
Король Робикона тяжело вздохнул и повторил свои слова. В его голосе слышалась такая печаль, что Мардж невольно встрепенулась. Ей стало интереснее в десять раз, если бы из своего укрытия она увидела обруч короны в волосах говорившего.
– Фредерик не испытывает эмоций. С ним разговариваешь, а он смотрит так безразлично, что кажется, он обратился в камень. В нем, словно что-то надломилось или отсутствует какая-то важная деталь. Как будто… – король невольно сделал паузу, не решаясь озвучить догадку.
– Как будто он остался без души? – продолжил за него Дедуля, делая пометки на листах и ставя ужасающие кляксы.
– Да, – вместо мужа, потерявшего контроль над эмоциями, ответила королева.
– И когда вы заметили новое поведение у… – лекарь пробежал взглядом по сделанным записям, выискивая имя: у него была очень плохая память на имена, – у Фредерика? – после длительной заминки договорил он.
Королева призадумалась. Она нахмурила брови, приложила аккуратные пальцы к остренькому подбородку и устремила взор на собственные колени. Ее поза выражала благородство и трагичность, переплетенные плотно и спорящие друг с другом.
– Мне кажется, что он всегда был слегка заносчивый и надменный. Он рос капризным и непослушным, но неделю назад, в день восемнадцатилетия, резко поменялся. Мы надеялись, что это временное и само пройдет, но, кажется, ему с каждым днем становится хуже.
