С Валерой этой весной мне не суждено было уехать в Испанию; где совершились террористские взрывы в пригородных электричках Мадрида, с многочисленными жертвами среди мирных людей, дело рук исламистов в Испании, приводило всех в ужас. Не смотря, на опасную обстановку в Европе, ждать дня отъезда в Испанию, как было в планах с Валерой, я не могла, только не эти взрывы в Мадриде нарушили все предстоящие планы: Мне пришлось выбирать между поездкой с мужчиной и приглашением дочери…
Через неделю я покидала страну, чтобы перелетев океаны, встретиться с дочерью, живущей в королевстве Марокко, после стольких лет ожиданий – всё решалось в короткие дни…
В Шереметьево перед вылетом рядом со мной присел восточного вида мужчина, который что – то читал. Но одна Фраза из его книги, которую он держал на коленях, запомнилась мне: «Не радуйся, не жди ничего, воспринимай все как должное».
Объявили мой рейс, и я… на борту авиалайнера рейса Москва – Амстердам – Касабланка.
Снижаясь над Амстердамом, пролетая над поразительной красотой глади зеркальных отражений небес, в полупрозрачном тумане сквозь лёгкую пелену облаков. Лайнер слегка наклонился, словно призрачный ангел, в нереальном снижении, медленно погружался ровными крыльями в белые густые и перистые облака, уподобившись парящей птице; мы приземлялись…
И при созерцании города на воде, в дымке Венеции севера, мои волнения таяли, несказанно завораживала панорама на высоте, переполняя, трогая впечатляя.
В аэропорту Амстердама было немало людей, некоторые пассажиры у стремились в разные блоки, в ожидании продолженья полёта, кто- то совершающий транзитные рейсы прохаживался в нетерпении к выходам в магазины или кафе, в залах вылета и прилёта стремясь заполнить в пути интервал.
Проведя в аэропорту более часа, я рассматривала пассажиров, людей близ меня, что расселись на креслах неподалёку от стойки регистрации рейса, зачастую одетых в традиционных мусульманских одеждах: Африканцы, тем временем, вели неспешно беседу, до меня доносились обрывки их фраз на французском, хотя, моментами проскальзывала и на арабская речь.
Некоторые были в европейских костюмах, другие мужчины и женщины, сидевшие в зале аэропорта, облачённые в длинную с капюшоном и рукавами, прикрывающими запястья одежду – джеллабу, арабы, контрастировали с голландцам: Высокого роста, речь которых напоминает английский, но была более резкой и звучала отрывисто. Со временем на табло высветился регистрация в Касабланку, вскоре я следовала на посадку, к салону авиалайнера, вылетающего в Марокко.
Самолет набирал высоту; от меня на соседнем сиденье находился гражданина Франции – компьютерщик – Пьер. Разговорившись, насколько было возможным в эти минуты общения, я вспоминала забытый французский, эта беседа, скорей походила на язык жестов. В ходе неё, я отвлеклась от забот, почувствовав себя женщиной, а звучащее на языке Франции слово, «медам», ласкало мой слух и вторая часть транзитного рейса, пронеслась в один миг… И в глубокой ночи самолет приземлился в аэропорту Касабланки.
Простившись с Пьером в зале аэропорта – Мохаммедия, я поспешила к встречающим пассажирам. Но, меня не сразу заметили; когда было в ожидании худшего, я направилась к бюро по размену валют, на пути к нему меня кто-то окликнул, я обернулась – меня все же встречали…, мой бывший муж и милая дочь. Которой исполнилось девятнадцать…, только не долгожданную радость минут я испытала при виде её, сердце моё защемило, ощутив не передаваемое огорчение.
Дочь, одетая во всё темное, худенькая, неуверенная в себе, радовалась мне как ребенок. Мы сели в машину, и тронулись в путь. С первой минуты я по – возможности старалась быть вежливой со своим бывшим супругом – Набилем, испытывая что – то похожее на неприязнь к первому мужу и огромную теплоту, растущую с каждой минутой радость, при встрече с моей подрастающей девочкой. «Но зачем он забрал мою дочь?– думалось мне: Теперь у него есть другая семья, в которой и дети…»
Становилось заметно, что за все эти годы он не уделял внимания дочери: сказывалось воспитание бабушки, которое выражалось как внешне, так и в одежде. Аскетизм в поведении дочери, был не свойственен юным прелестницам, что бросалось в глаза. Было заметно и то, что со временем характер Набиля не изменился, он, как прежде был самоуверен в себе при этом, сохраняя свои недалекие взгляды на жизнь. А если годы и изменили его то, как пить дать не в лучшую сторону: теперь он постарел и обрюзг, ничего не осталось от его былой красоты, Теперь черты лица его стали обвисшими, лицо, смахивающее на сдутый мяч, разглядывало меня из автомобильного зеркала. В минутах поездки из Касабланки пошёл второй час, машина, стремительно проносилась по автостраде, оставив позади Касабланку въезжая в Рабат – будто вливаясь в «магистрали прожитых лет».
Рабат, казалось, был тем же …, при въезде городская стена, следом арка, сбавив скорость, мы пересекаем её, продолжая движение в моросящую ночь по проспекту Хасана Второго. Улица Ал Мохаммеде теперь позади, вот и он – Мандариновый переулок, и до боли знакомый мне особняк.
Я вижу тяжелые парадные двери четырехэтажного дома – сколько ночей они будоражили в моих снах: В моём сне, взяв за металлическое кольцо, я стучалась в тяжёлые двери, но они оставались, закрыты и тогда мне казалось, я умираю, теряю сознание, каждый раз просыпаясь в холодном поту, но в реальности – ничего не менялось – только сны, в которых – кошмары…
А теперь, я словно вливаюсь в ушедшие дни: через пятнадцать лет – тяжёлые двери вновь отворились, вначале, я поднимаюсь по широким ступеням мраморной лестницы, повторяющим изгибы старинного дома. Тем временем на втором этаже преодолев десяток ступеней, вхожу в левую часть, в которой живут арабские свёкры, которые ждут нас наверху, следую в зал восточного стиля, небольшой семейной гостиной, апартаментов третьего этажа. Где мозаика стен, с замысловатым узором, этих комнат, хранящих многолетний обман, разлучивший нас с дочерью но, несмотря ни на что, все они давние заговорщики смотрят мне прямо в лицо, словно ничего не бывало: Свекор как всегда приветлив со мной; но в глазах свекрови не замечается радости: однако время, лучший судья, что расставляет все по местам. Только того торжества Рамадана, как в первый приезд в Марокко; в дом на Оранжевом, не наблюдается: Всё не так, как было тогда…
Когда позднюю ночь, в доме, собралось много родни в ожидании прибывших из России. Помню, как перед входом в залы гостиной меня встречала хозяйка дома – мы Зубида, у открытой двери, при входе я приняла из рук мы – Зубиды чашу и, отпив из неё молока, съела фиников, затем прошла во внутренний атриум дома: от крестообразного зала поочерёдно в салоны гостиной – мужской и женский салон. Откуда доносились приветствия родственников со словами: «Мархбебикум, Ирис, Мархба», – женщины ликовали, издавая улюлюкающие громкие звуки… Торжество длилось с полуночи до рассвета: Но вначале была официальная часть – легализации брака по марокканским законам, когда мы с супругом поставили подписи в книге в присутствии служащих шариата и членов семьи, регистрируя брак по – арабским законам. После окончания церемонии оформления брака, присутствующим членам семьи подавались напитки и угощения, в стенах дома звучали мелодии песен, под аккомпанемент музыкантов, приглашённых по случаю праздника, где со мной знакомилась все, приглашённые на торжество. Когда утомившись с дороги, я отправилась, в апартаменты наверх, чтобы уложить дочку ко сну то, долгое время шумы гостей, праздновавших торжество Рамадана, совпавшее с моим приездом в страну, не давали заснуть.
