На самом деле, от тоски чем только не займёшься. Так, гитара сама в руки летит и песни пишутся. Так, покоряется прибитый к стене сутулый турник. Однако полное отсутствие желания жить умертвляет меня преждевременно: что бы я не делал, мою душу крючком вырывает безысходность и розовая пустота.
Розовая? Да. Розовая. Именно этот цвет напоминает мне о ней – с этим мнимым оттенком малинового бледно-белой маске, где пухлая нижняя губка чуть больше верхней. Мне часто удаётся запоминать людей по таким приметам, но довольно скоро я их забываю. Такая львица память рвёт долго.
Тёмно-каштановый цвет её волос, вечно перекрашивающихся в различные токсичные цвета, манил меня своим запахом. Я шампунь отличал от тела; это не сложно. Трудности же возникали, когда с хищницей пытался поговорить. Она была, как мне казалось, замкнутая, уставшая от скуки заключения. На тоскующего человека всегда смотреть сплошная мука: так и затаскивает эта трясина в усыпляющие, хотя и сладкие, воды; невольно ощущаешь вину за то, что осмелился подойти к ней.
Несмотря на это, я попробовал её заинтересовать болтовнёй, что походила на нечто такое:
– Приве-е-ет… – полушёпотом промолвил я, протягивая около мягко «е».
– Приве-ет. – отвечала она. Её нежный голос всегда пьянил мой рассудок своими заниженными средними частотами.
– Выглядишь уставшей. Плохо спала?
