Алексей Михайлович на духовном Соборе Русской Православной Церкви (из рукописи современного автора)
«Алексею Михайловичу было очень жарко. Пот скапливался под тяжёлой шапкой, медленно перетекал на виски, пробивая себе дорогу к уже поседевшей бороде. Тяжёлый, шитый золотом кафтан совсем не пропускал воздух к телу, новые сафьяновые сапоги с длинными и узкими носками давили ноги. Трон, доставшийся ему в наследство от отца, был жесткий и неудобный. Сидеть на нём можно только выпрямившись, из-за чего начинали болеть поясница и шея. Как же было бы ему сейчас хорошо в Саввино-Сторожевском монастыре под Звенигородом! Свежий морозный воздух, ловкая одежда, радостное предвкушение охоты на медведя, берлогу которого лесничий Фомка нашёл в заснеженном лесу ещё на прошлой неделе. Алексей Михайлович любил неспешную подготовку к предстоящей охоте, подбор снаряжения и собак, обсуждение дороги к медвежьей берлоге. Там, среди «охотных» людей, ему всё понятно и приятно, не то, что здесь! Разве можно сравнить радостный лай собак с криками и руганью, звучащими на духовном Соборе! В своём неприятии и непонимании друг друга они не стремятся найти истину, ради которой пришли. Напротив, каждый выставляет свою «правду» и хочет доказать неправду другого. Доказать ему, царю государства Московского, Алексею Михайловичу Романову! Зачем нужны их «правды», если у него есть своя, царская? Как они не могут этого понять? Значит плохие царедворцы, значит не он для них самый главный, значит за своими «правдами» они скрывают мелкие и тщеславные желания. Один только Никон не стал прятать свои. Решил стать выше него – царя, Божьего Помазанника! На что покусился, честолюбец! Алексея Михайловича передёрнуло, когда он вспомнил, как ему приходилось целовать руку Никону и называть его Государем. А ведь Никона патриархом сделал не кто-нибудь, а сам Алексей Михайлович! Сделал с надеждой, что тот поймёт, какую выгоду нужно получить царю-самодержцу от реформы русской церкви. Специально вытащил его из Новгорода, чтобы он не имел друзей среди московских иерархов, чтобы не жалел их в битве за царские нужды. А он и вправду их не жалел, только в борьбе не за царские, а за свои поганые желания. Поняв, что ему не удастся их осуществить из-за противодействия царя, Никон самовольно покинул патриаршую кафедру. Он прилюдно заявил, что недостоин быть патриархом и удалился в свой любимый Воскресенский монастырь. Там и сидит до сих пор. Надо с ним разобраться окончательно: церковь уже восемь лет без патриарха, всё это сеет смуту среди церковников. «На Соборе уже законно сдерём с него патриаршую мантию», – решил Алексей Михайлович. Одно плохо: самому приходится заниматься церковной реформой, поэтому и сидит он среди этих черноризцев, слушает их ругань. Не удалось найти хорошую замену Никону, приходится всё самому да самому, – не царское это дело разбирать, как крестное знамение накладывать, да в какую сторону вокруг церкви ходить. И одних их оставить нельзя – наломают дров. Вон что патриарх антиохийский предлагает – сжечь все книги, не соответствующие их греческому канону. А как тогда проводить службы на Руси? Совсем обезумели!
– Всё, отцы святые, – Алексей Михайлович встал с трона, – довольно на сегодня. Пора от святых дел перейти к земным. Прошу в трапезную попотчеваться, чем Бог послал.
Предложение царя пришлось священнослужителям по душе. Они знали, что Бог не обижал русского царя и посылал ему хорошие яства. Бывало, обеды с боярами и гостями продолжались по несколько часов, служки успевали за это время подать до двух сотен блюд. Накал страстей сразу угас, лица подобрели, и все потянулись в соседнюю горницу, где их ожидал богато накрытый стол. Царь с ними не пошёл, ему хотелось переодеться в более простую и удобную одежду и поразмыслить самому. К тому же его отсутствие за обеденным столом покажет всем присутствующим, что царь не доволен ими. Пусть их это обеспокоит, и к вечерне пришлют своих послов узнать, в чём же состоит его немилость.
А вся его немилость в том, что он слишком долго ждёт, когда они поймут, что без царя ничего не могут, даже решать свои церковные дела. Тогда они, обессиленные в своей борьбе, приползут к нему и спросят: «Скажи, Государь, кто прав, кто виноват, куда нам русскую церковь вести?» Он же с высоты своего престола ответит: «Вы все виноваты, нет среди вас правых. А церковь русскую вы должны вести ближе к западным православным церквам, – нашим попам и русским людишкам надо уму-разуму набираться, а вам, иерархам, искать на Западе сотоварищей, с которыми можно будет Третий Рим в моём царствующем граде строить. От того, каких мне соратников в этом великом деле найдёте, и зависит, где этому Риму быть – в Москве аль в самом Царьграде!»
