Один день из жизни поэтессы Красной Пашечки
Жила-была одна поэтесса на свете и думала: «Ах, почему это другим всё, а мне ничего? Почему это другим ноги от ушей и каблуки по десять сантиметров, а мне короткие бульонки и тапочки? Почему это другим кpутые иномарки, а мне – oтечественнoе дырявое „ведро с гайками“? Почему это другим авторская ювелирка с бриллиантами, а мне бижутерия с китайского рынка? Почему это другие имеют мужей и любовников, а мне достаются отбросы с сайта знакомств, которым даже на маршрутку денег жалко? Почему это другие стихи пишут тоннами, а я высераю один стишок в месяц, а то и в год? Вот незадача, надо что-то менять кардинально!»
Отрезала себе поэтесса черного хлебушка на хрущёвской кухне, положила на него шмат сoлёнoгo сала и стала думать дальше, как победить непруху в своей многострадальной и многоканальной жизни…
Жевала она своими жвалами, думала и надумала путём сложных логических измышлений, что все вокруг виноваты в её неудачах. Вот, если бы не было этих гадких красивых и умных бабёшек, которые прямо из под носа упакованных мужиков выхватывают, вот и было бы ей, Красной Пашечке, счастье. Одна она была бы, как дочь полка… или мать… или… и она плотоядно закатила глаза, но тут хлебная корка встала у неё поперёк горла.
«Бли-ин, даже пожрать эти сволочи по-человечески не дают, на кухне достали!» – мысленно выматерилась поэтесса, – «Ну, как тут стихи писать, когда одна непруха окаянная!» – и, протолкнув вилкой кусок злополучного хлеба с салом в глотку, она пошла к компьютеру. «Держитесь, твари, я вам всем сейчас всыплю по первое число, вы у меня запоёте, вы у меня все страницы позакрываете, вы у меня…» Но тут во всём доме погас свет. Поэтесса споткнулась, прокатилась по половику и въехала головой в монитор.
Свет дали только на следующий день. Поэтесса Красная Пашечка вытащила голову из разбитого монитора, так как всю ночь боялась пошевелиться, дабы не продавить туловом в темноте ещё и процессор с клавиатурой, правда, постоять в позе, которая всегда и везде считалась почётной для поэтесс не только начинающих, но и продолжающих, было даже приятно, и, отряхнувшись и очертив глаза чёрным карандашом, дабы придать им форму, размер и выразительность, поканыгала покупать другой монитор, так как жизни своей не мыслила без этого чуда цивилизации.
Она долго пялилась на витрину магазина, торгующего компьютерами, но голос, живущий внутри её тела, требовал сала с черняшкой, на которые катастрофически не хватало денег, а потому поэтессе приходилось подрабатывать, причём, не только приторговывая душой на всевозможных сайтах за эфемерные баллы, но и вполне конкретно, – за обед или ужин в дешёвом ресторане, и то, если очень повезёт.
Поэтому, не долго думая, она втиснула своё пингвинье тело в проезжавщий мимо автобус и отправилась на Митинский рынок. В автобусе её стиснули со всех сторон, но это было даже приятно, так как давало почувствовать себя нужной людям.
На рынке Пашечка толкалась почти с наслажением. Когда кто-то спотыкался об неё и восклицал прочувствованное слово на общепринятом в народе диалекте, это льстило поэтессе, так как она знала своё место в жизни, – оно находилось на порядок выше, чем у всей этой филологически необразованной толпы.
Зажав в потном кулачке деньги, она ощущала себя королевой, поскольку это в её воле было купить или не купить сейчас монитор, здесь она решала, а согласитесь, всегда приятно принимать решения самой, без чьей либо помощи, особенно, когда ты всю ночь простояла в почётной позе поэтессы со стажем!
Торговали в Митино одни аферисты, – это Красная Пашечка, напуганная волком, сожравшим её бабушку, хорошо усвоила с детства. Она во все глаза смотрела на здоровенных дядек с обветренными лицами, как ей казалось, сплошь одних воров и скупщиков краденого, и думала, что никто из них не заставит её купить монитор насильно, если только под пытками особого рода, о которых Пашечка мечтала, проходя вечером через тёмный, пахнущий мартовскими котами подъезд, а ещё прошедшей ночью, после которой у неё осталось всё же чувство лёгкой неудовлетворённости.
Подобные ощущения Пашечке приходилось испытывать не раз, особенно, когда она брела на маршрутное такси после очередного неудачного свидания и думала, а не лучше ли ей пойти пешком и на сэкономленные деньги купить себе мороженое.
Но Красная Пашечка не дала грустным воспоминаниям смутить себя. Она настойчиво приглядывала монитор, кокетливо торгуясь с аферистами, но не находила душевного отклика у этих неотёсанных мужланов с огромными обветренными клешнями.
«Биндюжники херовы, – думала Пашечка, такую необыкновенную даму игнорируют, поэтессу, и каждый норовит не по одному разу! А ведь я собственными глазами видела, как какую-то старуху, – лет на десять старше меня, – продавцы на рынке в такси сажали. Картошку ей подносили, суки, а я ведь не картошку, я монитор покупаю!»
Но всё плохое в жизни когда-то дa заканчивается, и Пашечка, наконец-то, облюбовала монитор, который продавал плюгавый мужичонка интеллигентной наружности.
«Сблёвыш перестройки, – подумала Пашечка, – этого сломаю в два счёта!»
Мужичок, очарованный формами Красной Пашечки (по известным статистическим данным Гринписа, всё маленькое тяготеет к большому) так же, как японцы были когда-то очарованы Людмилой Зыкиной, приехавшей на гастроли на Японские острова (никогда в жизни они не видели женщины подобной ширины и долготы, затмевающей своей красотой и формами Фудзияму, а своим громким голосом её извержение),смотрел на поэтессу во все глаза.
Она закрыла ему солнце и прокуренным голосом назвала свою цену, а он ойкнул и уступил монитор без боя. Красная Пашечка, воспользовавшись временным помутнением сознания интеллигентного («От слова „телега“», – со свойственными Пашечке критичностью и прямотой подумала она) представителя племени «аферистов», запихнула монитор вместе с мужичком, сломив его вялое сопротивление грудью шестого размера, в такси и повлекла свою добычу в сторону дома.
Надо сказать, что Красная Пашечка была далеко не так проста, как могло показаться с первого взгляда. Она слыла в народе не только хорошим филологом, но и хорошим психологом, а также, большим знатоком человеческих душ и анатомии, а это не просто в наше затурканное время, когда многие забывают утром ботинки почистить.
Пашечка работала в клубе «Гусарская баллада» массовиком-затейником и отличала штепсель от розетки, то есть, сразу въезжала, что к чему и как – кому. Она неспроста любила мороженое эскимо-на-палочке, – многолетняя привычка давала о себе знать.
