Весенний день на Медео, светит солнце, но еще везде снег. Дачный массив, скромные домики, видно массив не богат, заборы, колючая проволока, хромой сторож кореец. На одной из дачек идет крупная игра в карты. Игроков трое: хозяин дачи-кореец в богатом халате лет сорок, узбек толстый с зеленого базара, все пальцы в перстнях неопределенных лет и белый красавец английского типа лет под тридцать в костюме беж. Жарко топится печка, сторож молча появляется, подкладывает дрова и исчезает. На столе деньги.
– Я пас, – говорит узбек, откидывая карты.
– Ваше слово, – язвительно смотрит на красавца кореец и двигает в кучу пачку денег.
– Замеряю, – объявляет тот и достает маленькую балетку, открывает ее и выкладывает на стол пачку червонцев. И тут вдруг рев мотора, скрип тормозов и резкий голос: «Всем оставаться на местах! Милиция!»
Кореец и блонда вскакивают, ошалело глядя друг на друга, блонда хватает табурет и швыряет его в окно, туда ныряет кореец, блонда за ним и оба бегут бок о бок, перемахивают через заборы, потом разбегаются. Слышен вой сирены, собачий лай и несколько выстрелов вслед. Горячая пуля обжигает плечо блонды, но он уже выбегает с массива. Перед ним дорога, горное шоссе. По дороге спускается грузовик, дорога коварная, водитель смотрит только вперед и не замечает, как блонда подбегает, цепляется за кузов и исчезает в нем. Грузовик уже на Ленина напротив гостиницы «Алатау» и тут его останавливает гаишник.
– Привет, кум, – объявляет гаишник.
– Здорово, – весело подхватывает водила. – Ты откуда здесь?
– Ловим тут всяких-разных. Ты сверху?
– Ага, из санатория.
– А что везешь?
– Да металлолом всякий. Да ты глянь сам.
Гаишник встает на подножку, заглядывает в кузов, в кузове брезент. Он поднимает край и безнадежно машет рукой.
– Как там моя сестрица… и кумовья ударяются в длинные семейные разговоры, а пока они чешут языки, из-под брезента на дорогу выбирается блонда. Он тут же перебегает дорогу и скрывается в гостинице. Фойе он проскакивает без заминки, забегает в лифт, поднимается на этаж и тут сталкивается с коридорной.
– Что это с вами? – всплескивает она руками.
У него растерзанный вид, он зажимает плечо:
– Я попал в ДТП.
Быстро-быстро он проходит по коридору и скрывается в своем номере
Блонда на кровати в своем номере, полуодет. Все не прибрано, разбросано, видно, что ему мучительно больно. Достает из шкафа элегантный чемодан, открывает его – там запасной вечерний костюм. С большим трудом переодевается, видно, что плечо уже забинтовано. Подходит к зеркалу, смотрит на себя- выглядит нарядно.
По стеночке выходит из номера и опять в лифт. Спускается в фойе и по стеночке туда, где указатель «Ресторан». Он почти достигает входные двери, как вдруг хлопает себя по карманам, закусывает губу, разворачивается и по стеночке возвращается в лифт. А в фойе жизнь своим чередом, приезжие сидят под пальмами, ждут, когда освободится номер, газетки читают. И среди них один, правильнее назвать гигант, возраст лет под сорок пять с тусклыми голубыми глазками. Одет как чучело, на голове безобразная шляпа, габардиновый плащ и сапоги, типа болотные. В таких нарядах агрономы только по полям ходят. Гигант не выпускает из вида блонду, он даже крякает от удовольствия, видя того мучения и, как только тот скрывается в лифте, встает и огромными шагами направляется к нему. Блонда уже был в своем номере, когда появился этот. Коридорная обомлела, увидя перед собой этого великана – низкий скошенный лоб, широкие татарские скулы, рост за два метра.
– Простите, милочка, – довольно любезно промычал тот. – Только что тут проходил мой племянник в вечернем костюме. Мы разошлись с ним в фойе. Не будете-ли любезны указать, где его найти.
Та заворожено кивнула, он провел рукой по воздуху, раскрыл ладонь и на ней оказалась пунцовая роза.
– Это вам, милочка, – нежно и ласково прошептал он и у коридорной поплыла голова.
Дверь была открыта, в номере полумрак, он шагнул, потянул носом: «кровью пахнет, кровью». На кровати в беспамятстве развалился блондин. Он уселся рядом.
– Эй, племянничек, племяшек, ты меня слышишь? Это ведь я, добрый дядя Чиф.
– Поди ты к черту, – с трудом разлепив глаза, простонал блонда.
– Вот те на! – изумился тот, кто назвал себя Чифом. – Нет, вы поглядите, как воля портит человека. А ведь еще полгода назад племяшек ты говорил мне приятные слова.
– Что тебе надо, старый дьявол.
– Узнаю, узнаю тебя, Валет. Ты такой же гордый и такой же глупый. Зона тебя ничему не научила.
– Пошел вон! – вскипел тот.
– Это мы запросто. За нами ведь хвостов нет, и зачем нам такие, – с этими словами великан издевательски глядя, поднял с пола оторванный рукав рубахи в крови, небрежно покачал рукой и кинул тряпку в лицу блондину.
– Прощай, я думал ты умнее.
– Прости меня, – взвился тот. – Не уходи. Я виноват, но я ранен, в меня стреляли. Помоги мне.
– Рассказывай, – уселся против него великан.
Да что ж рассказывать. Играл я на даче, хорошие деньги мог взять, а тут налет, менты. По-моему, у корейца дурь была.
– Открой плечо. Хочу посмотреть, как обработал. Так, ты подранок, Валет. Это плохо, очень плохо. Менты своих подранков не бросают. Кровь на снегу осталась, тебя ищут вовсю. И опять новый срок, ты и первый сидел ни за что, а второй…
– Да, я попал и самое главное – у меня нет денег. Все там оставил. Есть хочу.
– Собирайся, все собирай. Уходим. Отметим эту встречу в ресторане, у меня есть для тебя предложение. – И парочка быстро собравшись, убралась с этажа и очень даже своевременно. Коридорную уже допрашивали опера. А парочка сидела в ресторане и Чиф научал:
– Тебе сейчас надо лечь на дно, залечить рану, а потом бежать из этого города. У меня тут есть один должничок. Я тебя к нему определю. Выздоравливай. Ты мне нужен.
Потом оба вышли на проспект, Чиф поймал такси, усадил туда Валета и отправил по нужному адресу.
Утро следующего дня, светит солнце, вторая половина апреля, листва почти вся распустилась.
В кабинете с табличкой «начальник СМУ» было трое: сам начальник, Ланжевский, бывший борец тяж, начальник ПТО – руки по швам – и молодой чернявый парнишка лет двадцати пяти – прораб. Разговор происходил в глубоко оскорбительной для чернявого форме:
– Вы объяснили товарищу, он все хорошо понял? – ядовитым тоном спрашивал Ланжевский начальника ПТО. У того трепетали руки.
– Товарищ не понимает, у него свое мнение.
– Что непонятно? – вскинул глаза Ланжевский.
– Кто сидеть будет.
– Что?
– Статья вышла…за приписки и искажения статотчетности…до пятнадцати лет. И тут мне непонятно. Я подмахну весь этот криминал, а кто сидеть будет? – держал речь чернявый.
