На улице шел дождь. Затяжной осенний дождь, которому, казалось, никогда не будет конца. Мелкая холодная морось белесой пеленой завесила окна, тонкими струйками сбегала по толстому, особой прочности, стеклу и бесшумно срывалась с подоконника вниз, на такую же холодную и мокрую брусчатку.
Но здесь, в уютном кремлевском кабинете, было тепло и сухо. Мягким светом горела электрическая лампа под матовым зеленым абажуром, негромко отсчитывали минуты старинные напольные часы.
Стоящему у окна человеку, как когда-то в далеком-далеком детстве, в родном Гори, вдруг очень захотелось прижаться лбом прямо к стеклу и, закрыв глаза, ощутить кожей прохладу идущего на улице дождя. Но сделать этого он не мог. Ведь это означало бы проявить слабость, а на слабость он – несмотря на всю свою огромную, поистине безграничную власть – не имел права. Тот, кому подвластно все, зачастую не имеет права ни на что. Такой вот парадокс. И у безграничной власти, оказывается, есть свои границы…
Человек, наконец, оторвал взгляд от залитого дождем окна и медленно обернулся. Постоял несколько секунд, легонько покачиваясь с пяток на носки и словно не замечая стоявшего перед ним мужчину. И, неожиданно взглянув прямо в его прячущиеся за тускло отблескивающими в полутьме стеклами пенсне глаза, произнес с ощутимым кавказским акцентом:
– Ты действительно уверен в этом, Лаврентий? Что, на самом деле никто ничего не может понять?
– Уверен, товарищ Сталин, – как обычно негромко, ответил собеседник. – Вы ведь меня знаете. Работали две группы, одна полностью из моих людей, вторая…
– И? – перебил собеседник.
– И ничего. Слишком много непонятного и… э-э… странного. Очень странного!
– Настолько странного, что с этим не могут справиться даже наши блестящие ученые умы? – не то в шутку, не то всерьез, спросил Вождь. – Наверное, ты плохо за ними смотришь, Лаврентий?
Он обошел свой стол и тяжело опустился на стул.
– Хорошо, Лаврентий, не стану спорить, сворачивай все. Большевики не гоняются за призраками и химерами. Закрывай, и чтобы ни одна живая душа ничего не узнала. Ну, не мне тебя учить. Вернемся к этому позже. Возвращайся на свой объект и работай. Бомба сейчас важнее. Успеете в срок?
– Конечно, Иосиф Виссарионович! – против своего обыкновения называть его «товарищем Сталиным», ответил тот. – Не волнуйтесь, мы успеем. Даже если для этого придется принять кое-какие дополнительные воспитательные меры!
Вождь усмехнулся в прокуренные усы и, взяв в руку неизменную трубку, принялся неторопливо вычищать ее в большую хрустальную пепельницу. Обычно это означало, что аудиенция окончена, однако сегодняшний разговор, точнее его тема, был не совсем обычным, и шеф всемогущей организации уточнил:
– Я могу идти?
– Иди, Лаврентий, иди… – и, дождавшись, пока тот дойдет по скрадывающей звуки шагов ковровой дорожке почти до самой двери, Сталин негромко добавил:
– Хотя нет, постой, Лаврентий! – с удовлетворением заметив, как едва заметно напряглась спина народного комиссара, он продолжил: – Наверное, нужно разместить где-нибудь поблизости воинскую часть, чтобы лишние люди не ходили, – ты там подумай, Лаврентий, хорошо? – и, довольный эффектом, махнул рукой. – Иди-иди, поздно уже, выспись хорошо, завтра у тебя будет очередной трудный день.
Берия вышел и, осторожно прикрыв за собой дверь, с облегчением выдохнул. Непростой был разговор – не любит Хозяин того, чего сам не может понять, ох не любит. Но теперь можно расслабиться. Тем более что завтра – точнее, уже сегодня – действительно будет трудный день…
Едва слышно щелкнул замок на входной двери. Что ж, все, как я и предполагал – половина четвертого утра, «собачья вахта», – самое время для подобных посещений. Несчастная жертва (то бишь я) сладко спит и видит последний предутренний сон, даже не догадываясь о своей незавидной дальнейшей судьбе. А значит, работа не будет сложной.
Ага, как бы не так! Разогнались! Несчастная жертва уже третий час сидит в темноте, греет ладонью ребристую рукоять снабженного «глушаком» пистолета и размышляет о том, не ошиблась ли она в своих мрачных предчувствиях. Увы, не ошиблась…
Меня решили зачистить.
Уж не знаю, кто именно отдал приказ о ликвидации и кому поручили собственно исполнение, но спасибо хоть не стали взрывать в машине или устраивать какую-нибудь подобную пакость. Я, знаете ли, хочу быть похороненным целеньким, а не в виде обугленных фрагментов моего пока еще здорового тела. Да и перед соседями как-то неудобно: мне-то уже все равно будет, а им новые стекла в окна вставлять и объяснять детям, почему это убили такого хорошего «дяденьку с семнадцатой квартиры».
Впрочем, до подобного, надеюсь, все-таки не дойдет – зря я, что ли, всю ночь не сплю?!
Осторожные шаги в коридоре…
Молодцы, если б не ждал вас – ни за что бы не услышал. Профессионалы…
Коридор у меня коротенький, направо кухня, налево спальня, через которую можно пройти в третью комнату – бывший кабинет моего деда, посередине большая комната. Сейчас они убедятся, что в комнате меня нет (надеюсь, приборы ночного видения у них с собой – на этом строится большая часть моего совершенно гениального плана), и, естественно, двинут в сторону спальни. Кровать стоит таким образом, что из коридора виден только ее ножной конец – для прицельного выстрела придется переступить порог. Вечером я потратил аж целых полчаса, сооружая напичканную тряпьем куклу, хотя бы отдаленно напоминающую мой приговоренный к смерти организм. В качестве головы фигурировал старый чугунный казанок, так что, если мои незваные гости успеют выстрелить первыми, им предстоит сильно удивиться звуку, что издаст моя пробиваемая пулей «голова»! А это именно то, что мне нужно: я вовсе не собираюсь устраивать в своей квартире голливудскую дуэль а-ля Джон Вэйн – неожиданный и подлый выстрел во вражью голову вполне меня удовлетворит. Затем, учитывая фактор неожиданности, у меня останется еще секунды полторы на то, чтобы разобраться со вторым «чистильщиком». Ну, не поперлись же они меня втроем убивать, и третий номер, как и положено по инструкции, надеюсь, ждет в машине.
Так вот, для второго гостя у меня тоже приготовлен маленький сюрприз. Но об этом чуть позже.
Бесшумно поднявшись из кресла, я встал слева от двери на расстоянии вытянутой руки от косяка и направил цилиндр глушителя туда, где, по моим представлениям, должна была появиться вражеская голова. Выжал слабину на спусковом крючке и замер, почти не дыша.
Вовремя. Ночной гость, держа перед собой пистолет, неслышно вошел в комнату. Деформированный прибором ночного видения контур его головы оказался точно напротив дульного среза. Киллер еще только начал разворачиваться, направляя ствол на лежащего в кровати, когда я выдавил спуск до конца: ПУК-КЛАНЦ! И, прежде чем отброшенное ударом пули тело успело завалиться на бок, еще раз: ПУК-КЛАНЦ!
