Алессандро Надзари - MCM

MCM
Название: MCM
Автор:
Жанры: Социальная фантастика | Стимпанк | Мистика | Городское фэнтези
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "MCM"

Париж, 1900 год, Всемирная выставка. Место и время, где сплетаются архитектура и мифы, промышленный шпионаж и мистическая революция. Город-театр, где заговор оборачивается грандиозным спектаклем абсурда. Город-фабрика, что неуёмно производит желания и амбиции, а их сладостно-горьким осадком, словно углём и чернилами, пишет историю. Город-корабль, что, как верно гласит его девиз, раскачивается на волнах, но не потопляем. Однако выдержит ли он грядущий шторм? Не угаснет ли свет в Городе огней? Наконец, что или кто определяет его конструкт? Всё это – в не лишённом иронии, драмы и магии романе городских приключений «MCM».

Бесплатно читать онлайн MCM















MCM


Моим родителям




Предисловие


Одни романы дышат как газели, другие – как киты или слоны.

Умберто Эко, «Заметки на полях „Имени розы”»


И этот роман я отношу к числу других. Если, конечно, не отказываюсь понимать, что он мертворождённый.

Впрочем, следовало бы начать с фразы «это не роман» или «это не книга», но вряд ли станет лучше, если вместо сих громких слов использовать что-то вроде «произведения» или набившего оскомину «текста», поэтому переходим к следующей установке (и будем помнить, что это пятиминутка заламывания рук).


Итак. Это не исторический роман.

И даже не «исторический роман с добавлением магии». Это игра в исторический период, выросшая из нескольких не самых умных мыслей и наблюдений, распаливших желание что-то создать. Полешко «хочу стимпанк/протодизельпанк про Францию, а то жанр больно англосфероцентричный», полешко «изволю роман о городской архитектуре», полешко «желаю нечто о предчувствии несчастливой звезды>1 мифоборческого и мифопоборнического века, в котором мы родились», ещё одно, ещё одно… – естественно, (не) получилось ни то, ни другое, ни третье, ни энное – сложить их домиком, подложить бумагу для растопки, чиркнуть спичкой «ты сможешь» и наблюдать, что получится, надеясь, что зачинающееся пламя не угаснет, поскольку начинающий пироманьяк не уследил за подачей кислорода.

Книга оперирует деталями, свойственными рубежу XIX-XX веков, однако сомневаюсь, что передаёт дух эпохи с точностью и глубиной, позволяющими ей претендовать на звание исторической. Некую атмосферу художественными средствами я попытался нагнать и поддерживать, но обращаю внимание, что именно художественными, а не историческими (и всё же книга лжёт меньше, чем кажется).

Вы встретите знакомые имена и названия, однако предлагаю воспринимать их лишь как образы, в той или иной мере навеянные реально существовавшими людьми и объектами, но никогда полностью их не копирующие, а в ряде случаев и вовсе уподобляющиеся отголоскам. За неизбежно присутствующую спекуляцию я и так себя корю.

При этом созданию романа, стоит признаться, сопутствовала некоторая замороченность по поводу астрономии, инфраструктуры, хронологии и метеорологии, во многом определившая «анатомию» повествования. К слову, это было перечисление в порядке логарифмического понижения точности.

Хронология могла бы передвинуться и на второе место, если бы не пришлось, к примеру, события пятой главы на много дней приблизить к событиям четвёртой, иначе роман грозил превращением в барочный (хоть роман тему барокко и задевает по моей труднообъяснимой прихоти), а до этой формы я пока что не дорос и не уверен, что текстура получилась бы по-рубенсовски мясной – скорее, просто рыхлой. При этом, признаю, роман и без того можно обвинить в эвфуистичности, однако за этим – простите за признание, но не сочтите за оправдание – стоит игра-эксперимент.

И также хронология не заняла бы первую позицию из-за вольностей в плане истории техники. Прошу вас учесть, что анахронизмы не порождены незнанием; встречаются как забегающие вперёд, так и канувшие в Лету к моменту завязки истории, а часть того, что анахронизмом показаться может, таковым на деле не является (и, разумеется, присутствует то, что существовать никак не могло или же никогда реализовано не было). Эта вывернутость, в ряде мест подчёркнутая использованием неологизмов и заимствований, также свидетельствует, что к истории книга отношения имеет весьма опосредованное.

Более того, если обращаться к определению хронологии как последовательности событий во времени, то вы, вероятно, обратите внимание, сколь причудливо себя начинается вести это самое время в третьей части книги, сколь вместительным оно становится. Впрочем, вполне допускаю, что-то происходит не с ним, а с пространством или самими персонажами – сродни эффектам скосиглаза из «Пены дней». Так или иначе, подобное искажение не позволяет говорить об объективности и корректности хронологии.

К идее же определить роман как произведение жанра «альтернативной истории» отношусь с опасением из-за, позвольте так выразиться, горизонтального переноса и предубеждения, накопленного к упомянутому роду литературы – в особенности за все последние годы его существования.


Далее. Это не философский роман.

Вы встретите термины, подозрительно похожие на те, что составляют дискурс философии постструктурализма, но мифология романа, в свою очередь, выстраивающаяся на сплетении нескольких различных мифологий, вкладывает в них иные смыслы и взаимосвязи. Впрочем, не могу и опровергнуть, будто это не экивок на тему, поднятую Брикмоном и Сокалом в «Интеллектуальных уловках»: если сами философы заимствуют терминологию из одной области наук и модифицируют её значение для собственной, то почему бы не провернуть это над ними самими? Но не подумайте, что я нарочно желал устроить постструктуралистам какую-то пакость, а в фундамент книги заложена идея тонкосаркастичного подрыва пласта философской мысли (ну, и не будем вспоминать, что до этого пласта «добурились» как раз в городе, где действие романа и происходит). Вовсе нет, роман не о том, да и куда мне до подобных игрищ.

Если же под «философским романом» подразумевать литературоведческое определение его как книги с повышенным или хотя бы заметным содержанием философских же концепций, и эти же самые концепции отрабатывающей, то мне, пожалуй, достаёт самокритичности не утверждать, будто это требование соблюдается.


Совершенно нескромным выглядело бы и заверение, что роман наследует символизму.


На остальных видах, если кто таковые помнит, и дальнейших попытках классификации останавливаться не будем; вы вольны дать собственное определение, не говоря уже о том, чтобы и со мной не согласиться.


Перейдём к основной проблеме книги (кроме её автора, но и это тоже).

Дополнительную сложность в чтение (помимо языка, темпа, композиции>2, необходимости каждую третью страницу лезть в «Википедию» или поисковик – в общем, всё печально, закрывайте и не читайте) вносит то, что события имеют место на протяжении Всемирной выставки 1900 года.

Следы подстройки города под потребности Выставок – и этой, и предшествовавших ей – до сих пор заметны в планировке седьмого и восьмого округов как негативное пространство, однако от самих экспозиций мало что осталось в вещественном смысле: по большому-то счёту лишь Эйфелева башня, Большой и Малый дворцы, мост Александра III, «Улей», а также некоторые другие объекты, куда менее знаковые и узнаваемые, и редкая мелочь, если не упрятанная в музейный подвал, то раскупленная и растасканная, сменившая назначение.

Пожалуй, размышления об этом негативном пространстве достойны самостоятельного эссе, но пару строк уделю здесь, поскольку это представляется концептуально важным даже не для самой книги, но для чего-то более высокого (глубокого?) и протяжённого во времени. Проявление присутствия даже не пустоты, а исчезновения, удаления, прекращения, раздирания, трещины, разлома – разрыва – оказалось весьма симптоматичным.


С этой книгой читают
Гапоша выглядит как обычный ребенок, если бы не его клювик, крылья за спиной и необычные способности… Он живет с папой и мамой, они обычные люди, Гапошу они усыновили еще яйцом. У него есть три желания, которые ему предстоит воплотить. Первое – найти настоящего друга, второе – научится летать, третье – найти своих сородичей.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.
Дожив до совершеннолетия, парню довелось побывать и в детском доме, на который он не сетовал, сравнить-то было не с чем – семьи своей он не видел. Это и была для него семья. Там он научился фокусу, который познакомил его с "фильдисперсовыми друзьями". С ними же уехал в Париж, поступил в Сорбонну на юридический факультет . Около университета познакомился с девушкой, которая учила иностранные языки, знала семь, она же понравилась и его "другу", а э
"Агнец: История одной судьбы" – это рассказ о жизни юношей в абстрактных мирах странностей и пугающих событий, смыслов
Человек и вселенная, наука и чувства, искусственный интеллект, закат разума, конечность знания, параллельные вселенные, иноземные цивилизации, трансгуманизм, прошлое и будущее, предопределённость и свобода, сила воли и душевные страдания, любовь и смерть, вечность и судьбы вселенных.Это и многое другое вы найдёте в книге "Цикл вселенной", но самое главное, что подарит вам книга, – захватывающая история, которую захочется пережить заново.
В последние годы все опросы отмечают радикальное изменение отношения общества к И.В. Сталину. Врагам России все труднее представлять сталинизм уделом «выживших из ума пенсионеров» – на сторону Вождя все чаще переходят молодежь и поколение тридцатилетних, т.е. активное ядро нации. Одним из ведущих идеологов этого нового сталинизма по праву считается Игорь Пыхалов. Пять лет назад его бестселлер «Великая оболганная война» произвел эффект разорвавшей
Общеизвестно, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года и закончилась 2 сентября 1945-го. Так ли это на самом деле? Известный писатель и публицист Андрей Паршев и историк Виктор Степаков выдвигают сенсационную гипотезу: крупнейший военный конфликт в истории человечества начался задолго до того, как Европа превратилась в огромное поле сражений, и закончился через многие годы после того, как высохли чернила на актах о капитуляции и мир
Кристи Тейт – молодая девушка, лучшая ученица в своем классе юридической школы, успешно прошедшая практику в крупной фирме. Все в жизни девушки складывается прекрасно, но она едет по шоссе и в ее голове одна лишь навязчивая мысль: «Вот бы кто-нибудь прикончил меня выстрелом в голову».Эти маниакальные мысли отправляют ее на поиски терапии, и она попадает в нетрадиционную группу, возглавляемую харизматичным психотерапевтом. Доктор Розен выписывает
Трагические события XX века обусловили нелегкую судьбу героя повести, который подводит «окончательные итоги» своей жизни. На его долю пришлись революции, Гражданская и Отечественная войны, Курсы военного контроля и разведки, ВЧК, оперативная работа, торговые представительства страны за рубежом, провал советской резидентуры в Персии, служба в московской и белорусской милиции, исключение из партии, а в наказание – служба в исправительно-трудовых ла