Митрич слыл странным человеком. Дружбы ни с кем не водил, семьи не имел, а самое чудное, – вообще не ел хлеба. И это-то, работая всю сознательную жизнь на хлебозаводе, сначала на замесе теста, потом – пекарем, а уйдя на заслуженный отдых, – на проходной. И все на заводе знали: если дежурит Митрич, не то что буханку, но и сухарик не пронесёшь. Нюх у Митрича на несунов был прям-таки мистическим. Первое время бабы на спор пытались обмануть Митрича, прятали хлеб в самые неимоверные места, – тщетно. Со временем все смирились, и принимали Митрича как неизбежное. Однако, досужие домыслы и анекдоты никогда не уходили с эфира местного сарафанного радио. То грузчики случайно увидят, как Митрич с благоговением нюхает свежеиспеченную буханочку хлеба, отобранную при досмотре, то тестомес прибежит с новостью: Митрич купил в магазине хлеб и отдал его нищенке на переходе…
В служебной каморке на проходной на самой солнечной стене висела икона Николая Чудотворца, вот с ним Митрич и вёл свои задушевные беседы, всегда начиная разговор словами: «Ну здравствуй, тёзка!»
Вот и сегодня, в Прощёное Воскресенье, отпустив по домам дневную смену, Митрич зашёл в каморку, перекрестился на икону и опустившись напротив неё на охнувший стул, произнёс:
– Ну здравствуй, тёзка! Вот как ты думаешь, простит меня Господь когда-нибудь или нет? Времени у меня всё меньше и меньше остаётся, видно так и придётся непрощённым предстать пред Господни очи. Да… Вот уже и 80 годочков стукнуло, скоро в путь собираться. А я, может, только и живу, чтобы тот свой давний грех отмолить!
Митрич замолчал, разговор продолжился уже мысленно. Да что говорить! Святитель Николай знал всё наизусть.
Перед взором Митрича возникла холодная блокадная ленинградская квартира. Он, семилетний несмышлёныш, с вечно шмыгающим носом. Мама, такая прозрачная, что всё время хотелось её пощупать и убедиться в её реальности. Бабушка, подходить к которой запрещалось, потому что она уже умерла, но хлебные карточки которой помогали выживать её внукам. И Васятка, младший брат, существование которого определить можно было только по тяжёлым хрипам при вдохе и выдохе. Увидеть Васятку под множеством одеял было невозможно. Брат болел, казалось, вечность.
В тот день мама выдала Николеньке и Васятке по кусочку хлеба и быстро ушла куда-то. Так она делала через день. Это только потом пришла мысль, что мама уходила, чтобы не видеть хлеба и не соблазниться своей долей. Через день она делила свой хлеб между детьми. Свой кусочек Николай съел моментально, но голод только усилился. Васяткин хлеб оставался нетронутым, брат не хотел есть. Это было так странно, что Николай опомниться не успел, как этот чужой кусок хлеба оказался у него во рту.
Вечером брат умер.
Митрич застонал, словно от боли. Встал, перекрестился и с надеждой стал всматриваться в мудрый лик Николая Чудотворца.
Странный звук заставил Митрича обернуться. Там, за окном, в февральской стуже стоял… Васятка. Митрич не сразу и опомнился, не сразу кинулся к мальчонке. А когда паренёк уже сидел в тёплой каморке и пил чай с сушками, Митрич понял, что сходства с братом-то и нет. Все мальцы в таком возрасте похожи. Мальчишка рассказал, что потерялся, что его уже наверняка ищут родители, что всыпят берёзовой каши, и поделом… Митрич набрал номер отделения полиции, вскоре за потеряшкой приехала машина с заплаканными родителями. И только на прощание Митрич спросил:
– Как звать-то тебя, пострелёнок?
– Васятка, – обернулся мальчишка, и в его облике вдруг проявился всё время живший в сознании Митрича брат.
– Спасибо, Господи! – только и смог прошептать Митрич.
В дамскую комнату столичного аэропорта медленно вошла пожилая дородная женщина. Для её одышки большие расстояния здания-монстра были не приспособлены. Вышла она из интимного заведения только через два дня. Никто из сновавших туда-сюда людей этого не заметил. Впрочем, кто и когда замечал в большом городе себе подобных? Только бесстрастный глаз видеокамеры как-то недоумённо моргнул, отметив странный факт, но промолчал.
В эти два дня в аэропорту произошло ещё два непонятных случая. Ни с того ни с сего запищала рамка, хотя через неё никто из пассажиров не проходил. Специалисты посмотрели-посмотрели, пожали плечами и ушли, не найдя поломки. А через день история с рамкой повторилась. Работники решили не поднимать шума: ну кто поймёт эту навороченную технику, может, скучно ей стало, попищать решила.
Самолёт уже летел на максимальной высоте, когда стюардесса заметила старушку, которая, вроде бы, не входила в самолёт на посадке. «Что за чушь! Такого просто не может быть. Мне срочно нужно в отпуск», – промелькнуло в голове молоденькой стюардессы. Тут наступило время обеда, и девушка забыла крамольную мысль. Вспомнила о странной старушке только тогда, когда в пункте прилёта, в аэропорту одной из ближневосточных стран, делала отчёт по продуктам. В первый раз в её практике обнаружилась недостача одной обеденной порции, которую она не смогла объяснить. «Старушка!» – память подсунула выход. «Какая к чертям собачьим старушка, если её точно не было при высадке пассажиров, я же специально смотрела! И не могу же я в отчёте написать о лишней старушке, которая съела порцию жареной рыбы с картофельным пюре. Так и на землю списать могут». Стюардесса решила оставить странный случай в тайне, списав исчезнувшую порцию обеда на свой разыгравшийся аппетит.
В соседней стране шла война. Боевики-террористы безжалостно уничтожали мирное население, казнили пленных, инородцев, иноверцев совершенно варварскими способоми: сжигали, резали головы. И все эти зверства, бахвалясь, снимали на камеру и выкладывали в интернет. Особенно выделялась тройка разнузданных головорезов, выходцев из Англии, в миру носивших имена Джон, Майкл и Тим. Так их и называли в соцсетях: джихади-Джон, джихади-Майкл и джихади-Тим. Недавно они казнили на камеру пару сотен христиан и теперь отдыхали от трудов праведных. Отдыхали они тоже вместе, второй день заливая подвиги крепчайшим виски.
Так их и нашли всех троих в одной палатке с пулями в головах и с пистолетами в руках. Срочная новость обошла все телеканалы мира: трое самых озверелых бандитов одновременно покончили жизнь самоубийством. Во всяком случае, чужих следов в палатке обнаружено не было.
Через день в пустой кабинке женского туалета столичного аэропорта медленно стала материализовываться наша старушка. «Ох, не по годам мне такие путешествия. Да и работка не из лёгких на старости лет досталась», – кряхтя и охая, старушка возвращала себе плоть и кровь.
