ПРЕДИСЛОВИЕ
Владимир Буев появился в литературных салонах Москвы несколько лет назад – посещал презентации, творческие вечера, круглые столы. Он работает в сфере предпринимательства и финансов, поэзией ранее не интересовался, но внезапно, слушая стихи современных поэтов, ощутил в себе потребность откликаться на их произведения собственными стихами.
Сам он называет свои тексты пародиями, но это скорее рефлексия на чужие стихи. И она вполне оправдана. Топливо, которое приводит в движение механизм создания нового стихотворения, есть ни что иное, как поэтическая энергия. И Владимир Буев, являясь своего рода творческим индикатором, своими откликами на отдельного автора безошибочно указывает – в этом источнике она есть.
Современное литературное сообщество сегодня испытывает большой кризис – авторы лишены читательского внимания, рецензий на свои книги, критических и литературоведческих замечаний. И потому такие активные читатели, как Владимир Буев, сегодня на вес золота. За несколько лет пристального внимания к современной поэзии Владимир Буев опубликовал свои подборки в «Литературной газете», «Литературной России», газете «Истоки», журналах «Вторник», «ЛитеRRа Nova», «Камертон», на электронных порталах «Articulationproject.net» и «Textura.club», в альманахах «Vita» и «Ликбез». А откликов на любимых поэтов хватило на полноценный сборник. Эта книга – своего рода эксперимент, новая форма рефлексии нелитературного человека на литературное произведение.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Мне в детстве было многое дано:
тетрадь, фломастер, твердая подушка,
большая спальня, низкое окно,
донецкий воздух, угольная стружка.
Когда на подоконнике сидишь,
то терриконы сказочней и ближе.
Мне нравилась базальтовая тишь
и мертвый флюгер на соседней крыше.
А за полночь, сквозь шорох ковыля,
сквозь марево компрессорного воя,
подслушивать, как вертится Земля,
вращая шестеренками забоя.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Я необычной девочкой росла:
укладываясь к ночи средь подушек,
я втихаря с собой всегда брала
все типы угля в качестве игрушек.
Тетрадь, фломастер – как у всех детей,
но антрацит и кокс милей зверушек.
Во снах про террикон мне пел Орфей,
под утро пробуждалась я средь стружек.
Глаза открою – и к окну бегом
(не к зеркалу и даже не умыться!)
Шахтёрский с детства жил во мне геном.
…Мне и теперь компрессор ночью снится.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Москву от верха и до низа
набил рекламой Дед Мороз,
и кажется, что мир пронизан
жужжанием волшебных ос.
На площадях торговых полок
игрушки выстроились в ряд.
О, рощи пластиковых елок!
О, стаи плюшевых зверят!
Мы знаем, знаем, счастье рядом,
всяк к поздравлениям готов,
неси, Мороз, в мешке нарядном
здоровье, деньги и любовь!
Гирляндою электроемкой
прибрав квартиру до небес,
мы будем снова пить под елкой
и, словно дети, ждать чудес.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Зима в Москве, но не крестьянин
тут торжествует – быть беде!
Был Дед Мороз то ль филигранен,
то ль совершенно обалдел.
Что приволок с собой из дали
под новый год нам Дед Мороз?
Таких ли мы подарков ждали,
Как рои диких страшных ос?
Они жужжат, Москву пронзая.
Заполонили всё подряд:
И пластик ёлок облепляя,
и стаи плюшевых зверят.
Мешок уж пуст. А где же бабки?
А где любовь? Здоровье где?
Все – врассыпную без оглядки:
кусают осы. Быть беде!
Да Дед Мороз ли это, люди?
Иль засланный извне шпион?
Мы все так грезили о чуде,
а город тучей жал спалён!
Здоровья нет – теперь лечиться
(яд впрыснут в человечью кровь),
С остатком денег распроститься
и веру потерять в любовь.
Не Дед Мороз, а Клаус Санта!
Не избежит и он потерь:
электроёмкою гирляндой
огреем, если стукнет в дверь.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Темнота уже близка,
звёзд за ободом несметно —
ночь в стакане молока
наступает незаметно,
а вверху под потолком
свет струится бледнолицый —
это ангел в молоко
добавляет мед с корицей
и мешает на весу
разнородные частицы,
быстро, словно колесу
больше не остановиться;
темнота неглубока,
и теперь уж на исходе
ночь в стакане молока
на ореховом комоде.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Ночь покапала в стакан
и сгустила краски жизни,
сыпанула звёзд в экран:
вид небес безукоризнен.
Стоит глянуть в потолок:
чу! там чёртик! так тревожно!
Только б он не уволок
молоко моё, безбожник!
Лапы в чёрных волосах
так и тянутся к стакану.
Что случилось?.. Чёрт – в слезах!
Он голодный? Или… пьяный?
Не успев взойти, заря
не спасла продукт коровий:
на комоде… пузыря
нет – ушёл дурман из крови.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Строительство стеной обнесено,
у входа клен раскинулся, дряхлея,
посмотрит сторож в темное окно —
и вспомнит Канта или Галилея.
Он по ночам, как водится, не спит,
за ухо треплет рыжего котенка,
и слушает, как дом – растущий кит —
поет во сне пронзительно и тонко.
Он держит пистолет за рукоять,
ведь он один из сотен миллионов
постиг искусство – честно охранять
поющие дома микрорайонов.
Потухли звезды, ночь умерщвлена.
Охранник видит: цвета солидола
плывет над крышей полная луна,
и выпадает свет из-под подола.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Он прежде, видно, лекции читал
То ль в ПТУ, то ль в важном местном вузе.
Про Канта, правда, вряд ли что-то знал,
Но что слыхал – так точно! Он не лузер.
Раз рядом клён, то есть и Галилей.
Коль клён одрях, без Канта – как без духа.
А впрочем, в этой стройке нет милей
Котёнка… после трёпки с рваным ухом.
Гнетут воспоминания о том,
Как в местных вузах провели реформу:
«Философов» отправили гуртом
Послушать песни строек в униформе.
Теперь и кит, и котик под рукой.
И стройку, и страну спасти возможно.
Вот и Луна – она-то здесь на кой?
С неё подол «философу» снять сложно.
И сторож, притомившись сторожить,
Одновременно думая о Канте,
Мечтает в этом доме сам пожить,
Как человек, поддавшись пропаганде.
Земля зарёй уже навещена —
Цвет солидола станет ночи пухом.
И здорово, что ночь умерщвлена,
А вовсе не котёнок с рваным ухом.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Невзрачный район, как помарка,
побелкой исправлен давно,
здесь пахнет вином и зажаркой
от послевоенных домов.
Здесь ветер гуляет по крышам,
чуть слышно гудят провода,
и в каждом строении рыжем
из крана выходит вода.
Живут здесь легко и без веры,
не парятся по мелочам,
но месседжи в высшие сферы
пытаются слать по ночам.
Ночная верхушка поселка
украшена теплой луной,
стоит новогодняя елка
на детской площадке одной.
Вода здесь выходит из крана
и в снег превращается, чтоб,
идущие из ресторана,
волхвы увидали сугроб,
площадку, скамейку, качели,
столбы, ледяное белье,
звезду на рождественской ели
и свет непрерывный ее.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Трущобы окраин рабочих
навряд ли побелка спасёт.
Дурманами тут заморочить
любого способен помёт.
Романтикой прёт не по-детски
из каменной щели любой.
Вот раут готовится светский,
но сорваны краны с водой.
Не жизнь, а малина. С чего бы
Царю челобитные бить?
Трущобы у них как трущобы.
Зачем же начальство дразнить?
Пусть смотрят себе в поднебесье