В деревенской семье родилась дочка. Когда тонконогая девочка подросла, соседи неожиданно заметили, какая она красивая. Рос яркий цветок, озаряя пространство вокруг себя, все любовались, видя его, и гордились, что их деревня может рождать таких замечательных людей. Но светлая гордость была недолгой. Девушка уехала и досталась кому-то там, в городе. Этим кем-то был я.
Не спеши, не тревожься,
Не шуми, не кричи.
Если можешь бороться,
Улыбайся и жди.
Жди, как узник свободы,
Как ребенок взросления.
При любой непогоде
Жди, и верь в исцеление.
Ни суда, ни дороги,
Ни сочувствия близких –
Жди, как пес у порога
Ждет хозяина с миской.
Не ищи умиления,
Надевая белье.
Жди и верь в исцеление:
Это – кредо твое.
Не горюй, не волнуйся,
Погляди на часы…
Если любишь – любуйся,
Если нет, так молчи.
Это стихотворение я написал к последнему Дню рождения жены, через три месяца после операции. Напечатал стихи сбоку на ее фотографии, которая висит сейчас в рамке на стене. Я не могу смотреть на эту фотографию. Жена у меня обворожительно прекрасна! Была…
Вера. Так звали мою жену. Есть в этом имени что-то одухотворяющее. Всю жизнь, когда мы задавались вопросом, как будем дальше жить и помирать и кто из нас первый, вспоминали Вериных «деду» с «бабой». Когда мы приезжали в деревню, на родину жены, то первым делом, зайдя в общую на два дома ограду, шли к дедушкиному дому, посидеть на лавочке со стариками. Дедушка, невысокого роста с горбинкой на носу, любил поговорить, бабушка, сидевшая неразлучно с ним, наоборот была молчалива, но слушала всегда внимательно. Спрашивала редко, только о важном. Как гладь предзакатного озера, она чутко реагировала на твое присутствие, и ты видел в ее мудрых, улыбчивых глазах дружескую заинтересованность. Так было заведено многие годы, и на душе становилось легко от общения с простыми деревенскими старожилами.
Дедушка умер, без хлопот. Сноха ушла в сарай подоить корову, возвращается – а он сидит на завалинке, прислонившись к бревенчатой стене. Бабушка, преданная супруга, умерла через год. Сын вышел за водой, возвращается со стаканом, открывает занавеску в комнатку, а старенькая мама на кровати не дышит. Говорят, кто легко умирает – были безгрешны.
В водовороте судеб высох еще один ручеек. Ручеек такой маленький, что его исчезновение и не заметно в океане человеческих интриг и страстей. Только вот старуха с косой, прибывшая в неурочный час к моей жене, оставила у меня выкройки своей одежды. Одежды заболевания, в которое она выряжается для пятой части земного народонаселения.
Диагноз «рак матки» не был приговором. В женской консультации по месту жительства Веру заверили, что такие болезни излечиваются в девяноста процентах.
В декабре сделали операцию. Осложнений не предвиделось, и накануне Нового года я приехал в онкологическую больницу забрать жену домой. В отделении гинекологии шел ремонт. Проем в больничный коридор из холла был завешан запыленными простынями. Я накинул халат, заглянул за занавес. Несколько кроватей стояли на проходе, так как палаты переполнены. Пройдя к палате, где лежала жена, постучался, открыл дверь. Больные женщины устало вопрошали на меня с кроватей. Вера в легком красном халате, похудевшая, показала на сумки с вещами.
– Вот, возьми, – затем встала, попрощалась кивком головы с соседкой. Та прошептала:
– Счастливо тебе, Верочка. Дай бог, чтобы у тебя все было хорошо.
Мы вышли. В предбаннике холла, заставленном мебельным хламом, дождались лечащего хирурга. Приятная, высокая, средних лет женщина направлялась из кабинета в коридор. Я познакомился с ней в день операции, когда Вера находилась еще в операционной.
– Здравствуйте, Нина Степановна, – она остановилась, посмотрела на нас по-доброму. Узнала.
– Возьмите, пожалуйста, – я подал пакет с подарком.
– А… Здравствуйте, – врач приняла подарок и тоном благодарной воспитательницы детского сада, адресованного к папе своей любимицы, проговорила, поглядывая на Веру:
– Ну что сказать?.. Операцию перенесла спокойно: ни ныла, ни жаловалась. Другие вон как переживают!.. Спрашиваю у нее: «Муж хороший?» Хороший, говорит. Вижу, что хороший… Шовчик зарастет, назначат лечение. Не расстраивайтесь, она справится. Осложнений пока не видно, – женщина подбирала слова. Вера осторожно спросила:
– Не четвертая стадия?
– Да ну, чт-о-о вы? Нет, конечно!.. – повела плечами и слегка отвернулась, будто любимица разочаровала ее этим несуразным вопросом. Я почему-то подумал, может врачиха запамятовала, как мою жену зовут?
Недавно узнал, оказывается слово «врач» – от слова «врать», что в древнерусском языке означало – говорить. Значит лечение – это слова? А что же тогда таблетки? Мою жену лечили химией. В январе все в той же женской консультации по месту жительства, где большинство пациентов – молоденькие беременные, Веру снова уверили в благополучном исходе и окончательно вразумили:
– Что, вы думаете операция главное? Это только начало. Основное лечение – облучение и химиотерапия. А мы-то, наивные, полагали, будто радикальнее операции априори ничего нет. Недоумевали даже, как далеко все зашло, что операция стала неизбежной. Восприняли предстоящие процедуры как профилактику осложнений.
Консилиум в больнице назначил несколько облучений и шесть курсов химиотерапии. Окончание лечебного процесса намечалось в октябре.
Наглядевшись на народец,
Птица воду стерегла.
Чтоб не плюнули в колодец,
Пела трели до утра.
Наступил февраль. Мы жили в ожидании. Бесснежная зима, помучив людей морозами, посердилась несколько дней ветрами и сдулась. Мы посадили на подоконнике в ящичках рассаду помидоров. Выращивали их потом в саду.
Садоводство располагалось на окраине пригородного поселка, где я провел все свое детство, живя с бабушкой. На даче у нас было два участка, объединенных в один. На одном участке сажали картошку, на другом возделывали другие садовые растения, чтобы летом побаловать себя свежей зеленью, а в основном, с прицелом на заготовки до следующего урожая. Из двух кирпичных двухэтажных домиков эксплуатировали один. Второй, предназначенный для детей, пока пустовал. Поздней осенью старший сын разгрузил на саду большую машину навоза. Высокая куча рассыпалась по цветочной клумбе, подмяв увядшие цветы. С окончанием зимы мы все чаще подумывали о садово-огородных делах. Первым делом мне предстояло растащить навоз по участкам.
Ежемесячно я возил Веру в больницу. Сначала на лучевую терапию, затем на химиотерапию. Инъекции выполнялись через капельницу. В больничных палатах стояла духота. Поэтому, приняв очередную порцию яда, Вера в палате больше, чем на два часа не задерживалась. Я сразу увозил ее домой. Медсестры в отделении удивлялись стойкости этой хрупкой женщины. Большинство больных в результате химической бомбардировки отлеживались по неделе. Веру дома иногда подташнивало после процедур, но это не сильно тревожило. Сопротивляемость ее организма обнадеживала. Настроение было позитивным. Во всяком случае, у меня.
