*Спустя четыре месяца*
– Он ответил?
Я разблокировала экран, но уведомлений не было. Интересно, я кажусь ему такой же дурой, какой кажусь себе? Несмотря на эту мысль, мной овладело странное радостное волнение и возбуждение. Единственное, что портило момент, это мокрое пятно от дождя, которое расплылось на моей штанине, когда я села в лужу на скамейке.
– Нет, не ответил.
– Скоро ответит, куда он денется.
Бренда отвернулась, поправила черную кепку и белые волосы с розовыми кончиками под ней. Мне нравится, как этот ванильно-малиновый цвет ее волос сочетался с множеством тонких черных татуировок на ее теле. С ее любовью к азиатской культуре, внешностью и стилем гранж она напоминает мне ребенка из фильма ужасов. Милое невинное дитя, из которого в самый неожиданный момент вырвется демон.
Эбби задумчиво отпила из бутылки с вишневым пивом.
– Сколько, ты говоришь, вы не виделись с Джеймсом? Год?
– Год и семь месяцев, – поправила я.
Эбби уткнулась в телефон, а я подняла глаза к звездам и сделала глоток пива. Невыносимо думать о том, что мы с Джеймсом снова переписываемся. В хорошем смысле невыносимо. Мы не общались полтора года с расставания, и когда я написала ему, то чувствовала себя так, словно прыгнула в пропасть. Я думала о нем каждый день, пока мы не были вместе, и сейчас я настолько взволнована и погружена в какое-то сладкое безумие, что все вокруг кажется мне прекрасным. Весенний парк, ночь, холодный мартовский ветер, грязные мокрые островки снега в лужах, улыбающаяся пьяная Эбби в фиолетовой куртке, Бренда, включившая нам песни, которые она слушала со своим парнем Итаном в машине.
Я снова разблокировала телефон и прочитала ответ: «Я еду домой, а ты чем занимаешься?»
– Может, действительно, еще не все потеряно?
– Если ты считаешь, что это любовь, то, конечно, не все потеряно!
Я улыбнулась, услышав ожидаемый ответ. Как часто мы задаем вопросы, чтобы нам подтвердили то, чего мы так желаем. Честные ответы люди редко хотят слышать, поэтому гораздо чаще мы задаем очень предсказуемые вопросы, на которые ответить можно только в нашу пользу.
– А представь, если бы ты сейчас с Люком была! Ужас! – вопреки отвратительному смыслу этой фразы, Бренда засмеялась. Я знаю, что смеется она над Люком, поэтому улыбнулась, поддерживая ее реплику. Однако по спине пробежали мурашки.
Мы с Люком расстались неделю назад. Я все еще чувствую себя сломанной. Не понимаю, от чего мне хуже. От того, что происходило между нами последний год? От того, какой я стала рядом с ним? Или от того, что, вопреки всему моему чувству ненависти и презрения к Люку, в момент расставания мне было крайне сложно подавить свою панику и рефлективные порывы позвонить, прибежать и замять конфликт? Я не рассказываю Эбби и Бренде, что, когда я просыпаюсь по ночам от кошмаров, в мою голову лезут привычные мысли позвонить ему, чтобы он успокоил меня. Пока я не осознаю, глядя в черноту комнаты, что мы расстались. Пока я не вспоминаю про другие ночи, в которые не могу уснуть от овладевавшего всем разумом и телом страха, что Люк легко способен выйти из себя. Что он может изуродовать меня. Убить меня. Но самое страшное – не Люк. Самое страшное – я сама и то, как сильно я изменилась за это время. Об этом я предпочитаю не думать. Не хочу смотреть в этот бесконечный темный и пугающий колодец внутри.
– Домой? Я замерзла.
Мне действительно хочется скорее забраться под теплое одеяло и продолжить переписку с Джеймсом.
– Да, пойдем. Ты не помнишь, какого числа у нас квартплата?
– Ммм… через неделю?
– Да, вроде, да. – Бренда задумчиво уставилась в асфальт. В этом месяце она заработала на занятиях китайским меньше, и ей придется отложить поездку к Итану в Нью-Джерси. Я могла бы сказать ей, что Итану стоит купить билеты самому, но я знаю, что он потратил последние деньги на наркотики. Когда ты живешь вместе с человеком, ты можешь в некоторые моменты абсолютно точно угадать его мысли, ведь ваши жизни сливаются в один поток со всеми своими счастливыми моментами, мелочами и трагедиями. Иной раз не различишь, чья боль или радость в тебе отразилась секунду назад. А еще четко начинаешь понимать, когда надо спросить, что случилось, а когда человека лучше оставить наедине с его мыслями. Я чаще всего была тем, кого нужно спрашивать.