Одинокий странник приближался к затерянному в пустыне поселению, существовать которому оставалось всего одну короткую ночь.
Сбавив темп, он остановился на мосту и с интересом уставился на торчащие колом стены. Постройка так себе: сбита из ржавых металлических листов, сухих веток и кривых скоб. Небольшой ров также не внушал доверия. Недостаточно глубокий, скорее узкий и напичкан самодельными кольями – бесполезная защита от Крючконосых. Хотя здешние оборванцы все-таки умудрились дотянуть до летнего экватора. Интересно как? – мысленно поразился путник. Но данный вопрос, так и не найдя ответа, мгновенно улетучился из головы. У него сейчас имелись дела и поважнее пустых предположений.
Еще раз оценив хлипкость стен и робость местной охраны, он решил не злоупотреблять гостеприимством и задержаться здесь на пару часов – хотя нет, лучше все-таки до рассвета. А затем снова двинуться в путь.
Странник извлек пузатый бурдюк, который напоминал перезрелый баклажан, сделал два коротких глотка и убрал обратно под широкий плащ. Затем принялся за внешний вид: сначала избавил от песка один сапог, следом другой, ну и конечно же отряхнул свою широкополую шляпу. Именно в эту самую минуту на него и обратили внимание. Чей-то грозный голос со стены окрикнул незнакомца.
Закончив приготовления, странник выдержал поистине королевскую паузу и ответил.
– Ночлег нужен. Одна ночь. Плата хорошая. Дам пару монет [1].
– Хрен тебе, а не ночлег! А монету свою, знаешь, куда засунь?! Кому нужен твой вонючий металл в Жаровне?! – нахмурился бородач на стене.
– А как насчет воды? Или она вам тоже ни к чему?
Страж недоверчиво оглядел путника с ног до головы. Кроме скромного бурдюка у того не имелось иных емкостей, где он мог бы хранить столь ценную субстанцию.
– И где же плата? Погоди, уж не собираешься ли ты использовать для этого свой крантик? – донеслось со стены.
– Не твоя забота! Сказал, плачу – значит плачу, – зло огрызнулся странник. И в знак подтверждения зашвырнул за стену полупустой бурдюк. – Это задаток. А остальное утром. С восходом солнца получишь все, и даже больше.
Бородач немного растерялся, глаза его забегали по сторонам. Видимо, он не мог самостоятельно принять такое важное решение и пропустить незнакомца внутрь.
Через пару минут хлипкие ворота заскрежетали и в проеме возникли две хмурые рожи. Выставив вперед обоюдоострые мечи, стражи начали осторожно приближаться к замершему на мосту человеку.
– А ну-ка, подними руки, пыльный миста.
Странник не стал противиться и молча подчинился приказу.
Его дорожный плащ слегка распахнулся, открыв на всеобщее обозрение кожаный патронташ и кобуру с редким для здешних мест оружием. Револьвер выглядел превосходно: блестящий металл и темная рукоять с узорами в виде головы птицы – настоящее произведение искусства.
– Клюк! Спустись-ка сюда и глянь на это… – растерянно прокричал один из стражей.
– Ну что там еще такое? – раздался из-за стены возмущенный голос. – Какого хрена надрываешься?! Неужели без меня даже такой плевый вопрос решить не можете? – В проеме возник пузатый увалень, на широком поясе которого болталась ржавая связка кривых ключей.
– Что за суета, гребаный шептун?! – обратился он к стражам.
Те указали пальцами на путника и тихо прошептали:
– К нам рыцарь пожаловал. Перегрин, мать его!
Обыскав пустую дорожную сумку морщинистый плюнул себе на ладони и, прилизав редкие, но непослушные волосы, указал на ржавые чаши весов. На одной уже покоилась унциус-гирька [2], а вот вторая была пустой.
– Пока можешь гулять, мурянмук. Но учти, с приходом светила ты должен будешь выложить вот сюда ровный вес водички.
– И не вздумай шутить, – вмешался в разговор Клюк, местный распорядитель. – Коли решишь нас надурить, я лично выжму ее из тебя… Всю до капли.
Его подчиненным шутка явно пришлась по вкусу, и стражи, как по команде, разразились забористым смехом.
Странник кивнул, нацепил на голову широкополую шляпу и медленно побрел вглубь скромного поселения. В отличие от этих олухов, он знал точно – судьба пока оставила его в должниках, а стало быть, утро он встретит живым и невредимым, несмотря ни на какие угрозы.
Поселение было небольшим – от силы тридцать домов да парочка двух этажный построек. Одна использовалась под салун, а во второй располагался дом старосты. В самом центре возвышалась покосившаяся от времени водонапорная башня. Необходимый минимум для того, чтобы хоть как-то существовать посредине самой горячей точки Адового пупка.
Кто-то из местных даже шутил, что из здешнего пекла они попадут прямиком в рай, поскольку Всевышний и так всю жизнь жарит их на кипящей сковородке. Автором этого изречения был местный капеллан. Правда, его первородное имя – Франчус Грин: было давно позабыто. Местные звали его совсем иначе. Одни нарекли Вареным Франсом, другие Копченным Гринго. Капеллан не возражал. Ему, по сути, было начхать, главное, чтобы вопрос, обращенный к нему, не касался веры, потому как он уже давно потерял к ней всякий интерес и считал ее не меньшей ересью, чем умение излечивать от пьянства.
А еще в местном поселении, Гребаной Жаровне, было непринято иметь длинную память. Люди отпускали прошедший день вместе с накопившимися мыслями – и не важно, хорошие те были или отдавали скверной. Именно по этой причине случайные проходимцы, забредавшие сюда по дороге на Влажный трак, не представляли для жителей поселения никакого интереса. Завидев незнакомца, обитатели Жаровни спокойно проходили мимо, не донимая того лишними вопросами. Даже брошенный ненароком взгляд, был скорее дурной привычкой, нежели проявлением некоего гостеприимства.
Странник остановился возле салуна. Осмотрелся. Неподалеку кружила толпа чумазых оборванцев. Задорные голоса, радостные лица – какие бы напасти не свалились на это мир, а им все нипочем. Болезнь, голод, война – дети всегда остаются детьми.
Вереща, будто резаные, сорванцы играли в Топтунов. Хорошая, старинная забава. Странник прекрасно помнил свою юность, когда днями напролет гонял этот твердый, обшитый шкурой махнатона мяч. Даже безжалостное время, заставившее этот мир слететь с петель, не было властно над забавами вроде этой.
Проследив, как ловко самый рослый парнишка отбивает мяч, странник приблизился к коновязи и сунул в рот огрызок старой сигары. Его лицо мгновенно сделалось моложе. И хотя на вид он вряд ли тянул на полные тридцать, сухая морщинистая кожа накидывала ему еще добрый десяток лет.
– Чего встал-то? А ну шевели поршнями, чужак! – окликнул путника сморщенный, словно финик, старикашка. – Не стесняйся! А то брюхо пустым останется. Между прочим, здесь тебе и нальют, и обласкают, хе-хе. – Кашлянув в кулак, он пригладил ощипанную бороденку. – Правда, девки у нас так себе, но с дороги, в самый раз будут. Тебе ведь сейчас хоть мула подавай, все одно вскарабкаешься. – Его смех прозвучал как бульканье в ржавом ведре.
