Этот городок был настолько мал, что даже «городом» его назвать язык не поворачивался. Здесь каждый знал каждого, и ни дня не обходилось без того, чтобы кто-нибудь бы да не окликнул тебя на улице и не подошел ради одного лишь вопроса: «Как живешь?». Это, впрочем, спрашивают лишь из вежливости и хорошего тона, потому что заинтересованности в ответе никогда не было, а те люди после тут же убегали по своим делам, в тот же миг, наверно, забывая, то, что им ответили.
Все друг друга знали, но даже так – если уж все же говорить так, как оно есть – им было плевать: хватало своих близких друзей, да и дел насущных было настолько много, что все лишнее забывалось мгновенно. А что остается поглощенному работой и семьей человеческому рассудку, который и так донельзя заполнен всякой ненужной ерундой, от которой ежечасно хочется освободиться? Жаль, что полностью и навсегда от всего избавится не получится: наша жизнь устроена так, что за одним дерьмом следует второе, а затем третье и так далее, циклично повторяя «круги ада», через которые придется пройти вновь, даже если поджидающие тебя страдания будут отличаться от предыдущих. Бесспорно, это все закаляет нас, делает сильнее, а время, проведенное в суматохе, точит разум настолько, что с каждым циклом становится все менее больнее. Бесспорно. Так и есть, ведь так устроенна наша жизнь. Но, увы, иногда все происходит немного не так, как хотели бы высшие силы, если они вообще существуют.
Иногда эти страдание словно лавина: накатывают на тебя с огромной силой, сшибают с ног, а ты оказываешься погребен заживо под их весом. Время лишь усугубляет это: воздуха становится все меньше, отчего дышать труднее с каждым днем. А есть ли смысл дышать вовсе, ведь выбраться из-под завалин так трудно… Невыносимо. Невыносимо потому, что погребен ты не один, а со своими проблемами. Невыносимо настолько, что хочется лишь умиротворяющей тишины, а не белого нескончаемого шума и стука собственного сердца в своих ушах. Хочется лишь уединения со своими мыслями, которые бы нужно разложить по полочкам, распутать, привести, черт возьми, их в порядок.
В том самом городке было такое местечко, где люди могли хотя бы на ненадолго скрыться от своих проблем, от, даже, всего мира. Жаль, что об этом месте знали лишь немногие. Хотя было бы что-нибудь в этом Рае на земле, если бы туда ходил каждый, у кого есть возможность? Конечно же нет, оттого-то оно и является частичкой этого серого мира, в которой хотя бы иногда мелькали другие яркие краски. Тем оазисом, о котором знали лишь избранные и более никто.
В тот вечер с неба капала теплая морось – частое явление в конце весны. Такое же частое, как и пение птиц за окном утром в такое время. Как и в последние дни, в этот раз с утра до самого заката на небосводе висело яркое солнце, но после его захода на его смену пришли не луна со звездами, а тучи, вновь опечаленные, тут же начинающие плакать, проливая свои слезы на землю. На улице было свежо: пахло вчерашней грозой, травой и чем-то еще, а еще и дул прохладный ветерок, заставляя кроны деревьев шелестеть.
На белые волосы невесть откуда взявшегося на крыше многоэтажки парня оседает морось, отчего они тут же намокают и липнут к лицу. Тот будто бы не замечает этого, лишь изредка проводит костлявой рукой по прядям, зачесывает их назад. Юноша медленным шагом шагает к краю крыши и опускается рядом с девушкой, которая даже не смотрит на него. Она, прикрываясь зонтом от назойливого дождя, сидит на краю крыши, глядит куда-то вдаль, изредка болтая одной ногой в воздухе. Там, внизу, мало что можно разглядеть, и что будет, если туда упасть? Жаль, что подростков мало волнует эта мысль.
– Ты сегодня задержался, Юн, – говорит та и вдыхает влажного, но такого свежего воздуха.
Тот, кого назвали Юном, лишь хмыкает тихо и протягивает девушке банку с холодным зеленым чаем. Последняя тут же открывает ее с щелчком и отпивает первый глоток. Юноша же вытаскивает из кармана джинсов пачку сигарет и поджигает одну из никотиновых палочек какой-то дешевой зажигалкой. Украшенная какими-то старыми наклейками, она выглядит убого, но от нее требуется лишь огонь, а с этим она справляется хорошо. Первая затяжка – белый дым покидает легкие.
– А ты, я смотрю, сегодня рано притопала, Мелисса, – усмехается Юн и смотрит на небо, вновь затягиваясь. Он потягивается, и позвоночник неприятно хрустит.