Глава 100. Душевный раздрай
Как ни странно это звучит, но даже душевная трагедия не испортила мой аппетит. Есть мне хотелось всегда, в каком бы состоянии я ни пребывала. Даже когда я была расстроена, еда меня успокаивала.
Я поднялась в свою светелку, отужинала и легла. От горя и усталости уснула быстро. Проснувшись, села, обводя комнату пустым взглядом. «А что я тут вообще делаю? Это всё словно не мое. Ничего более меня не радует, и даже комната, которую я так любила, кажется чужой!»
Первым делом я вскочила и сдернула новый балдахин, шторы с окон сорвала тоже. Смела все пузырьки с туалетного столика, разорвала свои записи, стихи, которые сочиняла, и даже последнее письмо Антуанетты, на которое так и не ответила. Раньше бы я себе такого ни за что не позволила. «К чёрту всех, и французскую королеву тоже!»
Покрутив в руках подсвечник, я запустила им в свое любимое зеркало, из которого на меня смотрела совсем чужая, несчастная и некрасивая девушка. Скинув с кровати подушки, долго носилась с ними по комнате, не в силах разорвать неподдающуюся ткань. Но тут мой взгляд упал на ножницы… О! С каким наслаждением я выпускала пух, зло хлопая по надрезанным подушкам ладонями, словно это они были во всём виноваты! Наконец, выбившись из сил, я рухнула посреди комнаты и залилась громким истерическим смехом, от которого у всех, кто слышал его за дверью, наверное, волосы встали дыбом. Всюду летали пух и перья, от разбитых духов комната наполнилась удушающе сладким запахом. Я уже подумывала, что хорошо бы подобраться еще и к гардеробу и изничтожить такие ненавистные мне теперь платья…
Но тут в комнату постучали. Дверь сразу распахнулась, вошла Анна. Обведя всё вокруг недоуменным взглядом, она всплеснула руками:
– Ох, мамочки мои! Что же это такое тут делается?! Али вы мне работы решили прибавить, барышня? Что с вами приключилося? Какая вас муха заразная покусала?
От ее взволнованного голоса и встревоженного лица исходили неподдельная доброта и забота. И она показалась мне такой родной и близкой, что я тут же вскочила и, несказанно обрадовавшись, бросилась ей на шею.
– Анюта! Как давно я тебя не видела! Как давно мы с тобой не говорили! Я так соскучилась! Какая же ты родная! Не знаю даже, как выразить то, что творится у меня на душе. Может, я потихоньку схожу с ума?
Аня посмотрела на меня очень серьезно и со вздохом произнесла:
– Да, барышня, и у меня такое подозрение. А не прилечь ли вам в кроватку?
Я тихо рассмеялась и показала ей на свою кровать.
– А нету, Анюта, больше кроватки. Менять надо. Всё это мне больше не подходит.
Аня всплеснула руками:
– А где же вы сегодня почивать станете, барышня?
Я хитро посмотрела на нее и опять усмехнулась:
– А в твоем доме и с твоей семьей! Позволишь?
Она отошла назад.
– Ну, если того желает моя барышня, то отчего ж не позволить? Сейчас изволите отправиться, али попозже пойдем? Может, девок кликнуть, чтобы порядок навели, а вы им растолкуете, чего вам надобно? А то мы старалися, да всё, видать, без толку.
Я торопливо ответила:
– Сейчас пойти изволю! Не желаю ни минуты здесь оставаться! Но! Хочу дать несколько распоряжений. Пусть девушки, кто в опочивальне прибираться будет, ко мне явятся!
Аня кивнула, и в ее взгляде я увидела неподдельную тревогу о моём душевном здравии. Аня кликнула девушек, и они, зайдя, только развели руками:
– Батюшки, да что же это, барышня?
Я их передразнила и гнусаво сказала, коверкая слова:
– Да что же это? Что же это?! А ничегошеньки мне здеся больше не нравится. Чего непонятно-то?!
Опустив глаза, они сразу умолкли. Я быстро начала раздавать указания, как должна выглядеть моя обновленная комната, обращая особое внимание на цвет и ткань балдахина.
– И Прошке скажите, она знает, в какой французской лавке купить. Пусть новые духи мне доставят, то-о-очно такие же, как я разбила! Других не желаю!
Поспешно проводив служанок, Аня оторопело посмотрела на меня.
– А чего ж вы, барышня, тогда их поколотили-то? Где… э-э-э… осознан-ная… ваша… мысля? – она говорила, подбирая и смешно растягивая несвойственные ей слова.
Я притопнула ногой и, раскинув как крылья руки, пританцовывая, закружилась по комнате.
– А нет ее, Аня, осознанной мысли! Вот захотелось мне – и нате вам!
Аня обеспокоенно смотрела на меня: моя веселость пугала ее еще больше.
– Барышня, пойдемте ужо скорее на воздух. Тут у вас, кажись, дурманом пахнет, не им ли вы надышалися? Что-то с вами происходит такое чудное, я и в толк не возьму. Что случилось-то?
Продолжая кружиться по комнате и поднимая юбками пух, я захохотала:
– Что у меня случилось?! Да всё замечательно, Аня! У меня жизнь разбилась вдребезги – вот что случилось! А ты мне тут про какие-то пузырьки! Сейчас их привезут, а я их снова разобью и опять попрошу такие же доставить! Вот хочется мне! Я теперь с благосклонностью должна роскошь принимать – по праву моего рождения. Я же такая высокоро-о-о-о-дная! Такая благоро-о-о-дная ба-а-арышня, – я со всего размаху села на пол и, закрыв лицо руками, зарыдала, – что мне от своей графской персоны тошно!
Аня оторопело смотрела на меня, и впрямь испугавшись. Из того, что я сказала, она не поняла не единого слова. И не найдя ничего лучшего, дабы прервать мою истерику, сгребла меня в охапку огромными руками и волоком вытащила из комнаты. По дороге я что-то еще кричала про то, какая я высокородная маленькая свинья и как я вообще смогу дальше жить на белом свете. Аня зажимала мне рот и говорила:
– Тихо-тихо, барышня. Сейчас вас кто-нибудь услышит и точно в богадельню определит. Хорошо, что Дмитрий Валерьянович на конюшню отправился.
Но я не слышала ее увещеваний, не хотела ничего понимать, я просто орала всё, что взбредало мне в голову. Потом начала громко распевать какую-то песню, при этом я то плакала, то на меня накатывал дикий смех… И всё время перед глазами стояла спина Федора, которая удалялась от меня. И мне казалось, что я бегу за ним, а он всё дальше и дальше, и я никак не могу его догнать. Я вспоминала эту спину и закрывала глаза, чтобы прогнать видение, но избавиться от него было выше моих сил.
Усевшись перед входной дверью на банкетку, я снова начала громко петь, а потом орать что-то бессвязное. Из комнат выскочили слуги, они с ужасом, кто-то даже закрыв ладонью рот, смотрели на меня. Завидев ничего не понимающую челядь, я схватила первое, что попалось мне в руки, кажется, это был башмак, и запустила в прислугу с воплем: «Во-о-о-о-н! Все вышли во-о-о-н!» Наконец, набросив на меня шаль и накидку, Аня чуть ли не силком вытащила меня из дома. Оказавшись на улице, я жадно вдыхала воздух, словно перед этим меня душили.