Чуить хотел попасть в город еще до рассвета, но замешкался в пути, прибыл засветло. Нет, не совсем засветло – солнце еще не коснулось высоких ветвей города, оно только ласкало небо. Такой вот час, когда еще нет рассвета, но знаешь – он будет. Город приближался, большой и красивый, зеленый, шумящий – он свиристел и щебетал. Вот, кажется, Вайю мелькнул в зарослях – Чуить устремился к нему.
– Стоять! – стражник расправил крылья, взмыл в небо перед незваным гостем, – кто летит?
– Летит гость, добрый гость летит с миром.
Надо бы склонить голову, но как трудно, когда паришь в воздухе. Машешь крыльями, чтобы не упасть.
– С миром, говоришь? – сомневается стражник.
– С миром, с миром. С миром и добром.
Так положено. Не скажешь, что летишь с миром, не будет мира. А без мира сюда нельзя. Город все-таки.
– Имя? – не отстает стражник.
– Меня зовут Чуить. Чу-уить.
– Чив-в.
– Счастья тебе.
– И тебе счастья, мно-ого, мно-ого счастья, – страж разводит крыльями, будто хочет обнять весь мир, показывает, как много счастья желает гостю.
Познакомились, подружились. Обменялись веточками жасмина – чтобы и тому и другому было хорошо. Чуить полетел дальше. Тяжело лететь, когда тащишь тяжелую ношу, а она больно оттягивает лапы – три раза ронял по дороге. Как хорошо, что эта штука не бьется и не ломается. Да еще и ветка в клюве – тяжело.
Внизу город. Большой город, на целую рощу – город. Гнезда, гнезда и гнезда, яркие мужчины, невзрачные женщины, кричат птенцы, цветут цветы. Здесь хорошо – но все-таки шумно, в деревеньках лучше. Там поют и танцуют, а здесь все спешат куда-то. Увидят что-то внизу – и полетят с дерева, как горох.
Вайю уже не мелькает. Кажется, вот он, за ветвями, вот его красные перья, а полетишь туда – никакой не Вайю, сидит старый дед или молодой щеголь. Ничего не поделаешь, придется полететь к его гнезду, через весь город с тяжелой ношей. Сел на ветку передохнуть, съел орешек, полетел дальше. Вайю был на месте, сидел в своем богатом гнезде, обнимал подругу. Хороший Вайю, только глаза у него нехорошие, про такие в народе говорят: видят то, чего нет. Недобрые глаза.
– Мог бы прилететь и вчера, – Вайю увидел гостя, сразу обиделся, – у меня вчера была свадьба, а ты и не знал.
– Да, я не мог прилететь вчера. Вчера умер твой дед, а ты тоже об этом не знал.
– Как жалко, – равнодушно ответил Вайю, – но я почти не встречался с дедом. Я даже забывал, что он есть. Я очень плохой внук.
– Зато у тебя хороший дед – он оставил тебе наследство. Просил передать.
– И что же? – недобрые глаза загорелись, – гнездо в столице? Или целое дупло?
– Ни то, ни другое – Чуить сел на край гнезда, украшенный свадебными цветами, – ты же знаешь, что твой дед не был богачом. Он был ученым и любил историю древних миров. Очень любил.
– Историю, в которую никто не верит, – Вайю презрительно чирикнул и крепче обнял подругу. У нее был хорошенький клювик и серый хохолок, – так что же он мне оставил?
– Только это, – тяжелая ноша упала на толстую ветку, – это альбом, большой и красивый. А в нем рисунки.
– Какие еще рисунки?
– Не знаю. Ведь это твой альбом, и я его не смотрел.
Вайю отпустил подругу и раскрыл альбом – просто так, посмотреть, не выпадет из него что-нибудь ценное. Ничего не выпало. На первой странице светлели странные силуэты – жуткие существа, у которых не было крыльев. Вместо крыльев на их плечах висели страшные плети – и ветвились, как корни дерева. Существа сидели на крепких лапах и держали своими плетями белые круги, и это тоже было страшно.
– Какие чудовища, – только и сказал Чуить, – хорошее наследство.
– История, – кивнул Вайю, листая блокнот, – дедушка писал мне про них пару раз, я не ответил на письма. Говорят, эти бескрылые жили когда-то до нас на земле, по всей земле жили. Но они не летали.
– Да, – Чуить посмотрел на бескрылых чудовищ, – они не летали. Наверное, потому и вымерли.
– Дед писал мне другое, – Вайю снова обнял подругу, – они умерли, потому что загорелась земля.
– Полный бред, – Чуить потрепал свадебные цветы.
– Вот-вот, полный бред. Я всегда знал, что мой дед…
– Сумасшедший? – спросила молодая жена.
– Нельзя так говорить про моего деда, – строго сказал Вайю, – но все говорили, что он потратил жизнь впустую. Все искал, что осталось на земле от бескрылых. Нашел какие-то выжженные города, я был там, – неинтересно. Обгорелые руины, кусочек двери, кусочек окна… Ну и что? А дед как ребенок радовался, когда находил эти картинки. Говорил, бескрылые жили и строили города, а потом они зажгли землю, и земля сгорела, и все бескрылые умерли.
– Полный бред, – повторил Чуить, – разве земля может гореть?
Вайю не ответил: альбом стал ему интересен, он начал листать, даже заслонился страницами. Чуить остался с молодой женой Вайю, и нужно было о чем-то говорить. Они назвали свои имена, пожелали друг другу добра и мира, а потом наступило молчание. Тяжело говорить, когда нет слов – так же тяжело, как таскать старые альбомы.
– А кем ты был в прошлой жизни? – спросила молодая жена; ее звали Уипп.
– Сначала строителем гнезд, потом рыболовом, потом связным, а теперь я пою в хоре. Я прожил четыре жизни, и у меня осталось восемь жизней. Это здорово.
– Да, это здорово. Я прожила две жизни, сейчас живу третью. В двух первых жизнях я была актриса, теперь хочется отдохнуть. И быть просто хорошей женой.
– Да, это тоже прекрасно.
– Правда, теперь у меня осталась всего одна жизнь. Это печально. Но я буду жить долго-долго.
Разговор вяло потянулся и тут же иссяк.
– А ты… никогда не умирал раньше срока?
Чуить посмотрел на нее: такие вещи не полагалось спрашивать.
– Да, когда я строил гнезда. Я опустился низко над землей, и меня загрыз хищник. Огромный, полосатый, у него было четыре уха. И длинный хвост.
– А я никогда не умирала раньше срока.
– И не надо. Это бывает больно.
Разговор умер – умер в срок, и не хотелось его воскрешать.
– Может, полетим к реке? – предложила Уипп, – я недавно прилетела сюда, еще реки не видела.
– Слетаем к реке, – Чуить снова поддел Вайю крылом, уже нетерпеливо, – хватит… богатый наследничек. Оставь свое наследство, и будем жить.
Вайю поднял глаза – большие, глубокие, нехорошие глаза. Если бы он не был щедрым богачом, его бы выгнали из города. За нехорошие глаза. С места не двигался, смотрел то в серебристую даль, то на серые страницы. Что-то случилось с ним. Наконец, после третьего тычка встал и захлопнул альбом.
– Да, конечно, к реке, – сказал он, – я вот в прошлой жизни два раза был стражником, один раз – землепашцем. Скучное это дело, искать червей, а потом кормить других. Скучный я. И что Уипп во мне нашла?
