Владимир Черепкин - Меря

© Владимир Черепкин, 2022

ISBN 978-5-0055-9068-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Бывает, случается человеку иметь в своей жизни целый ряд памятных событий и мест, связанных с какой-то одной, очень значимой и интересной для него, темой.

Это могут быть чьи-то, встреченные им на перекрёстках судеб, черты, напомнившие ему давнюю его любовь и наполнившие её неожиданной новой силой.

Или, увиденный где-то, яркий природный пейзаж, заставивший вспомнить и другие яркие природные картины, и неодолимо увлекший его в чудеса этой пленительной стихии.

Или же столкнётся кто в жизни с чем-то загадочным и необъяснимым и всплывёт в его памяти череда каких-то других загадочных событий. Порой же встанет и неодолимое желание к этому загадочному постараться приблизиться и в какой-то мере его понять…

Для меня одна из самых интересных цепочек таких памятных событий и мест связана с очень интересным и загадочным народом, проживавшим когда-то на нашей верхневолжской земле и с давних пор привлекавших внимание не только учёных-специалистов, но и многих энтузиастов-любителей…

С кратким комплексом общих знаний об этом народе и моими взглядами на его проблемы вы встретитесь на страницах этой книги…

Чуть выше Ярославля примыкает своим, круто изогнутым, руслом к Волге речка Ить.

Когда, уставший от долгих скитаний в поисках рыбных мест, подбираешься к Волге, открывается село Устье, неподалеку от которого селище древнего племени.

Ветер раскачивает жухлый травостой над останками бушевавшей здесь когда-то жизни.

На ложбине большой коряги присаживаешься у края заросшей ямы, с проглядывающими на дне её, сквозь бурую травянистую массу, валунами. Отвлечёшься от безрезультатных спиннинговых забросов, малость отдохнёшь, вспомнишь о древностях, – и видишь эти валуны в тех временах, когда были они сложенным очагом, а над ямой вырастет четырёхугольный, с двускатной кровлей, бревенчатый дом, напоминающий привычные нам избы северорусских деревень, как, например, в том вон селе Устье.

А вот и обитатели тех давних домов, – меряне привиделись в нарядах уходящего лета. Мужчины в шерстяных да льняных рубахах. У пояса нож, огниво, кремень. Женщины в длинных шерстяных да льняных рубахах, подпоясанные кожаными да полотняными поясками. На голове каждой ремешок с прилаженными височными кольцами, на плече, подвешенный, в виде конька или уточки оберег. У особо нарядных на шее ожерелье из бус, монет, на груди бронзовые подвески, у пояса подвески, гребень, нож…

Забудешься – всё здесь уносит в вековые дали: трепет ветра, шум деревьев, плеск под берегом волжской воды. Слышится в них шелест древних летописных сказаний, скрип вёсел, шум канатов и парусов, чьи-то, чужого роду-племени, голоса.

Об этом народе, называвшемся мерей, знали в IX – X веках скандинавы. Их военно-торговые караваны останавливались и

имели базу в этих краях.

А ещё в VI веке знали о мере причерноморские готы. Их знаменитый историк того времени Иордан упоминает в своих трудах мерю под именем merens.

Под именем mirri упоминает её и другой древнегерманский учёный Адам Бременский уже в XI веке.

Рисунки Ивана Купцова.

Русские же летописи говорят на счёт этого народа следующее: «На Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере меря же»… И ещё: «Новгородские люди рекомые Словене и Кривичи и Меря. Словене свою волость имели, а Кривичи свою, а Меря свою».

Другие же летописные страницы упоминают мерю в делах её и отношениях с другими народами. Так «В лето 859-е имели дань варяги из заморья на чуди и на словенах, на мере и всех кривичах». Но «встали Словене и Кривичи и Меря и Чудь на Варягов и изгнали их за море».

Однако, якобы, приглашены были варяги этими народами вновь. И «В лето 862-е… принял власть Рюрик и раздал людям своим грады, кому Полоцк, кому Ростов, другому Белоозеро… а первые насельницы в Новгороде словене, в Полоцке кривичи, в Ростове меря, в Белоозере весь, в Муроме мурома».

А «В лето 882-е пошёл Олег имея много воинов, варяги, чудь, словене, весь, кривичи и пошёл к Смоленску… и посадил мужей своих, оттуда пошёл вниз,… начал города ставить и установил дани словенам, кривичам и мере».

А «В лето 907-е идёт Олег на греков,… взял же множество варягов и словен и чудь, и кривичей, и мерю и древлян и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов и дулебов, и тиверцев»…

Как видим, география взаимоотношений и действий мери с другими народами довольно велика.

И всё же исторические данные о ней очень скудны. И потому внесли свою солидную лепту в знания о ней лингвисты, антропологи, этнографы, просто энтузиасты и в первую очередь, конечно, археологи, открывшие многие мерянские памятники. Вот и на волжском этом берегу в призрачном шуме былой суеты, как будто бы послышатся вдруг их далёкие звуки, – шелест блокнотных листов, скрип носилок, скрежет лопат, удивлённые голоса на какую-то очередную находку или открытие. И на толику пополнится знание об исчезнувшем вдруг со страниц исторических документов, загадочном народе меря….

Какие в древностях глубоких

Сокрыты тайные истоки?

С. Гор.

Самые первые сведения о мере получил я в раннем школьном детстве. Учился я тогда, как помню, в первом классе. Случилось так, что к исходу весны у меня довольно серьёзно разболелись уши. Я почти полностью оглох и лишь отчаянным криком люди могли донести до меня хоть какие-то слова.

В школу я ходить перестал, и во мне поселились два противоположных чувства: с одной стороны была лёгкость и блажь от внезапно нахлынувшей свободы, с другой – некая скука от пропавшего общения с одноклассниками.

Они, конечно, ко мне приходили, показывали в учебниках проходимый в классе материал, но меня наглухо отделяла от них стена беззвучия.

Я перестал общаться с деревенскими ребятами и, постепенно к этому привык, замкнулся в себе, погрузившись в какой-то отдельный от остальных людей мир.

В разгаре была посевная. Отец и мать вставали до рассвета и потом до зари же пропадали на колхозной работе.

Старшая сестра, как мне казалось, так же незаметно и беззвучно исчезала, уходя в школу. Я же, достав из-за печной заслонки сковороду с, оставленной для меня, жареной картошкой и налив из пузатого жёлтого самовара кипятку, неторопливо трапезничал. Если не наедался, то отрезал ещё на дорогу корку хлеба и, подлив на неё из бутылки подсолнечного масла, уходил, жуя на ходу, в излюбленные мной деревенские места. Частенько это были сенные сараи с остатками, недокормленного зимой скоту, пахнущего прелым духом, сена.