Слава.(в зал). Меня часто спрашивают – те, кто хорошо меня знает, конечно, «Почему вы, Вячеслав Иванович, в начале 90-х занялись производством герметика для аквариумов?» Мог ли бы и не заниматься, ведь, очевидно, что дело бесперспективное. Отвечаю, к герметикам меня привела логика моей предыдущей жизни. Мой жизненный путь проходил мимо станции под названием «Герметик для аквариумов». Есть такая станция. Но на ней останавливаются не все поезда. Мой остановился. Предыдущая станция называлась Лазаревская. На Лазаревской я сошел 8 августа 1990 года. Вышел из вагона, с этюдником на плече, и палаткой в руках, огляделся по сторонам, спросил, как пройти на пляж. В этюднике, кроме бумаги и цветных карандашей была бутылка пива, бутерброды и перочинный ножик. На пляже я открыл этюдник и написал на листке: «Рисую портреты, дешево, но похоже». В то время мне очень нравился Пикассо периода «Герники», так что спрос на мои портреты был небольшой. Я думаю, что и саму «Гернику» на пляже в Лазаревской не удалось бы продать. На второй день ко мне подбежал загорелый мальчик лет шести, и бросил в мой этюдник футбольный мяч, сказав, что я – художник от слова «худо», так его мама говорит. Его маму я рисовал накануне, ей не понравилось, и денег она не заплатила. «От слова «худо», мама говорит?» Я взял его мяч, положил на землю, разбежался и ударил в сторону моря. Очень удачно ударил, мяч залетел далеко за буйки, мать мальчика сказала, что вызовет милицию, и даже пошла вызывать. Но, где находится милиция, она не знала и все, кого она спрашивала, тоже не знали. После случая с этим мальчиком, я решил вернуться домой, к прежней жизни. Но прежде пошел в пивную и хорошо выпил. Лежу, пьяный на пляже, думаю, ну, зачем я бросил Суриковское училище, зачем я сказал невесте Лиде «Ты меня больше никогда не увидишь». Что за никому ненужные обязательства, зачем я вообще приехал в эту захолустную Лазаревскую? В этот момент ко мне подошел мужик в сомбреро. На побережье тогда многие ходили в сомбреро. Даже ночью. Это было признаком принадлежности к какому-то местному тайному обществу. Что за общество, я не знал, но чувствовал, что оно есть.
Юра. Ты уйди пьяный с пляжа, солнечный удар подхватишь.
Слава. Ну и пусть.
Юра. Жизнь не складывается?
Слава. Все хорошо, я отдыхаю.
Юра. А ты вчера отлично ударил по мячу. Это не многим дано.
Слава. Не трогай меня, я сплю.
Слава накрывает лицо полотенцем. Юра роется у него в карманах, забирает деньги, пересчитывает, прячет в карман.
Юра. Хочешь воды?
Слава. Хочу.
Юрий вытаскивает из сумки бутылку с водой, протягивает ее Славе. Слава жадно пьет.
Юра. Будешь за нашу команду играть в футбол? Я – тренер, Юрой зовут. Фамилия – Асланиди.
Слава. Что за команда?
Юра. Команда хорошая. 300 рублей в месяц.
Слава(не раздумывая) Буду.
Юра. Есть одно маленькое, но обязательное условие. Наша команда – сборная МСКХОН, так что все должны работать в МСКХОН. Например, я там – бригадир.
Слава. Где, где?
Юра. В Муниципальном специализированном коммунальном хозяйстве по обслуживанию населения. На кладбище надо работать, другими словами. Иногда надо будет эти самые услуги населению оказывать. Захоранивать, подхоранивать и ставить оградки.
Слава. Кладбище? Ставить оградки? Нет, не буду. Извини, у меня и так депрессия.
Юра. Кладбище – лучшее средство от депрессии. Поверь.
Слава. Не думаю.
Юра. Подумай. Но не долго. До завтрашнего утра. Сегодня в полночь у нас заканчивается контракт с одним нехорошим футболистом, а завтра вечером игра со сборной кафе и ресторанов. Есть где жить?
Слава. На пляже ночую в палатке.
Юра. Поставишь палатку во дворе у Люси. Это моя временная жена, в столовой работает.
Слава. Как это временная?
Юра. Постоянная умерла. И теперь у меня только временные. Я однолюб. К тому же, понимаешь, Люся очень хорошо готовит. Во-вторых, ей жалко, если в столовой что-то остается от посетителей. Так что если я с ней буду жить постоянно, то очень скоро растолстею, как свинья. А я же тренер, должен быть в форме. Так что подумай. Завтра с утра я у Люси, на Пионеров, 11, завтракаю.
Слава(в зал). Так он сказал и ушел. Наверное, я бы все-таки вернулся домой. Но на вечерние поезда не было билетов и, по-любому, надо было остаться до утра. И я остался. А ночью на пляже я познакомился с Ириной. Она лежала на песке, рядом была сумка и гитара, не самая дешевая – «Кремона».
Слава(рассматривая лежащую Ирину). Девушка разрешите пройти мимо вас.
Ирина(очень тихо). Не проходите мимо. Куда вы идете, можно я с вами? А то я не ориентируюсь в пространстве. Я – межпланетная станция «Союз-Аполло», я потеряла связь с Землей, прием, прием. Почему мне никто не отвечает? У меня на борту две бутылки портвейна.
Слава. Я – Земля, вас слышу, прием, переходные люки к приему портвейна готовы.
Ирина встает, достает бутылки, наливает портвейн в стаканы, они молча выпивают.
Ирина. А почему бы нам не искупаться? Такая звездная ночь.
Слава(в зал). Купались сначала в одежде, потом – голые.
Ирина. Я – вроде хиппи, убежала из семьи, от мужа и родителей, бросила институт. Потому что я – певица. Вот какая у тебя любимая песня?
Слава. Ну… «Пусть бегут неуклюже…»
Ирина. Хорошая песня. А у меня из «Бременских музыкантов». Хочешь, спою?
Слава. Конечно.
Ирина играет на гитаре и поет песню из «Бременских музыкантов».
Слава. Здорово. Песня в тему. Я тоже убежал от семьи и невесты, и бросил институт.
Ирина. Значит, у нас похожие травмы. Это объединяет.
Слава. А вообще я художник.
Ирина. Художник? Так нарисуй меня.
Слава. Приходи завтра вечером.
Ирина. А по памяти не нарисуешь?
Слава. Мне нужна модель для вдохновения.
Ирина. Я могу тебя вдохновить?
Слава. Думаю, да.
Ирина. Не шутишь?
Слава. Серьезно.
Ирина. Хорошо, я приду.
Слава(в зал). Так я решил остаться, ради Ирины, потому что пообещал ее нарисовать, и потому что кто-то украл все мои деньги. Утром я отправился к Юре, чтобы поставить палатку во дворе Люси. Юра был разговорчивым.
Юра. Я знал, что ты придешь.
Слава. Почему?
Юра. Мне показалось, что у тебя нет денег на обратную дорогу.
Слава. Это так. Ты взял?
Юра. Нет, что ты. Я же – тренер, хорошо зарабатываю. А теперь давай поговорим, давно ни с кем по душам не разговаривал. Слава, ты как относишься к кремации?
Слава. Не думал. Но сам не хотел бы быть кремированным.
Юра. Мы – единомышленники, Слава. А вот моя жена, когда заболела, говорила, только – кремация. А пепел развеять над морем. «Оля, – говорю, – в Лазаревской нет крематория». «Придумай что-нибудь, муж, это мой тебе последний наказ». И вот, представь, она умирает. И что делать? В общем, я везу ее в Москву, там договариваюсь – через друзей – о кремации, везу пепел обратно в Лазаревскую, выхожу на берег моря. Засовываю руку в горшок и не могу вытащить. Такое у него было узкое горлышко. Горшок красивый. Разбить жалко. Так я некоторое время и ходил с горшком на руке.
