Моя мать часто говорила: «Не люблю фотографироваться, я нефотогенична».
– Мама, это не имеет значения, твоя фотография просто будет напоминать мне о тебе, когда ты умрешь, я буду смотреть на снимок и плакать. Фотографируйся, пожалуйста, мама, почаще.
У меня была девушка по имени Татьяна, которая считала, что я не умею снимать. «Поэтому я никогда не получаюсь красивой», – говорила девушка.
Если я ее рисовал, она уничтожала мои работы: «Разве у меня зеленая щека? Разве у меня красные зрачки? Почему у меня несимметричное лицо?»
– На черно-белой фотографии у тебя серые лицо и глаза, черные губы. Тебе это больше нравится? – спрашивал я у девушки, но она сердилась еще больше и рвала, рвала, рвала мои картины. Мы расстались.
По этому поводу я вот, что скажу: «Радуйтесь, что вас вообще кто-то рисует или снимает. И сразу распечатывайте свое изображение на принтере. Мало ли что, никто же не знает, как долго будут храниться изображения на современных носителях.
Вдруг какая-нибудь электромагнитная вспышка на Солнце сотрет всю информацию. Или, не дай бог, нейтронное оружие. Тоже все сотрет».
На самом деле это счастье, когда тебя можно сфотографировать! Ты это понимаешь, только когда утрачиваешь такую возможность.
Когда-то меня фотографировали, были и такие времена. Мою фотографию можно было увидеть на страницах газет. Например, в статье «Художник нарисует 10 картин по заказу директора авторынка «Фортуна». Там была моя фотография. Я стою рядом с директором авторынка Любовью Семеновной Винник.
О проекте «Авто-портреты» было написано около десятка статей. «Рынок поддержал современное искусство». «Фортуна улыбнулась художнику».
Как я потом узнал, автопортреты – были частью рекламной компании нового авторынка. Типа информационного повода.
Любовь Семеновна заказала мне десять «автопортретов». Правильно писать: «авто», дефис, «портреты». Это ее выражение, так она креативила, по ее собственному выражению. На самом деле речь шла о десяти изображениях дорогих автомобилей для ее автосалона.
– У вас есть опыт в изготовлении таких портретов? – спросила она меня при первой встрече.
– Конечно, – ответил я, и это было правдой. Однажды я писал портрет баржи для Волго-Донского пароходства. Заплатили, но со скандалом. Сказали, что у вас слишком много психологии, а портрет нужен парадный. То есть старая баржа должна быть как новая.
Я сразу сказал Любови Семеновне:
– В таких делах важно определиться: вам нужен психологический портрет или парадный?
– Называйте это, как хотите. Пусть будет парадно-психологический портрет. Понимаете, мой дружок, вы должны нарисовать так, чтобы в окнах и на никелированных деталях отражалась, какая-то волшебная жизнь, чтобы водитель, пассажиры, прохожие были пришельцами из неведомых простому большинству миров, миров, где все совершенно, где нет горя, где всегда праздник.
– Что-то типа рая? – спросил я.
– Почти. Чтобы оставался люфт для развития. Потому что рай – это тупик для продажника. Там никому ничего не надо, – она говорила так уверенно, будто неоднократно бывала в раю. «У нас на раю». Так она могла бы сказать.
Мне ничего не оставалось, кроме как так же уверенно ответить:
– Я вас услышал, сделаем.
– Я думаю, что художники – это люди не от мира сего, и вам будет нетрудно представить рай.
Господи, какая дура, рай художнику труднее всего представить, ад – пожалуйста. Нет, конечно, есть «Рай» Тинторетто. 7 метров на 22. Самая большая картина в мире. Но что это за рай? Скорее, доска почета. 500 человек, кандидаты в рай. Но самого рая на картине нет. Так, какие-то облака. Про Босха я вообще не говорю. У него рай для двоих. Для Адама и Евы. То есть он не смог представить, как рай будет выглядеть, когда в него попадут миллионы праведников.
Я ничего не понял, и решил действовать на свой страх и риск. Орел или решка. Это мой девиз. Так я для себя решил.
За три месяца я нарисовал десять «авто-портретов». С элементами комикса.
Моя самая любимая работа была такой: хозяин «Мерседеса» меняет колесо, его двое детей и жена рассматривают карту, не видя, что у них за спиной указатель – до рая 60 километров. Хозяин видит указатель и улыбается от счастья. Типа, он видит, что до рая уже совсем рукой подать, как от Ростова до Таганрога, в то время как его родственники не могут найти дорогу даже на карте.
На втором месте в моем рейтинге была такая картина. У сверкающего «Ауди» на обочине сидят пожилые, но чистые и аккуратные старик со старухой, с ромбиками, сигнализирующими о высшем образовании, перед ними накрытый стол, вино, закуска. И подпись: «Закончился бензин? Не страшно. Просто подождем». Ну и указатель – В РАЙ.
Третья картина – мальчик на перроне с родителями. У мальчика на веревке точная копия Тойоты. Из нее выглядывают куклы, очень похожие на самого мальчика и его родителей, чем-то опечаленных. Такой комикс. Муж спрашивает у жены: «А где же расписание, какая платформа, с какого пути?» Жена отвечает: «Успокойся дорогой, мы на верном пути и все платформы наши».
Увы, все мои планы пошли прахом. Я это понял сразу, как только, 15 июня, в воскресенье, увидел лицо этой самой хозяйки «Фортуны». На ее лице было нарисовано страдание, нарисовано ярко-красной вульгарной помадой, какой-то нелепой крем-пудрой, и черно-синей краской для ресниц. И как-то мне стало сразу понятно, что это я заставляю ее страдать.
Эта толстожопая несимметричная тварь сказала:
– Сядьте!
– Я постою.
– Сядьте, молодой человек! Не запомню, как вас зовут. У меня где-то записано. Но не помню, где.
– Михаил Александрович.
– Да, точно. Что-то в этом роде. Так вот, Михаил Александрович, нам не нравится, как вы справились с заданием. Это насмешка над нашими потенциальными покупателями. У вас есть свой автомобиль?
– Нет, – сказал я. – И в раю я не бывал.
– Тогда понятно. В ваших работах нет восхищения, нет роскоши, на ваших машинах не хочется ездить, ими не хочется хвастать, их не хочется покупать. Это я вам как хозяйка автосалона говорю.
– Но вы же сами хвалили мои работы на прошлой неделе, – так оно и было, между прочим. – Вы даже поместили их в рамки.
– Я не хотела вас расстраивать, думала, вы как-то и сами поймете, что-то исправите. Но вы не поняли и не исправили.
– То есть вы мне не заплатите?
– Нет, конечно.
– Можно, я заберу портреты себе?
– Смеетесь? Об этом не может быть и речи. Я потратила на вас уйму времени и денег, каждая рамка – 8 тысяч. Все, вы свободны.
Она потратила на меня уйму времени. Тварь, тварь. Я понял, она решила меня кинуть.
– Я не уйду. Я буду кататься по полу. Дайте хотя бы десять тысяч.
– Ничего я вам не дам. Впрочем. Вы тирамису ели?
