Рязанов Борис.
Метаморфозы Степана Ивановича.
Степан Иванович Деревянский считался мужчиной основательным и правильным. Его основательность заключалась в его фигуре. Был он хоть и среднего роста, но широк в плечах, с могучей грудью и такими, же могучими ногами, которыми он ступал по земле основательно. Так же основательно он сидел за своим рабочим столом, положив на него свои могучие руки, с кулаками, похожими на боксёрские перчатки. В руках этих ручки и карандаши смотрелись как спички. Его правильность заключалась в том, что он всегда всё знал и всегда и во всём был прав. Он знал кто из политических деятелей хороший, а кто сволочь, ему было известно, какая из держав права в том или ином конфликте, почему Алексей Степаныч разошелся с Инной Ивановной и кто виноват в том, что в доме регулярно засорялась канализация и уж тем более он совершенно точно знал, как правильно у них в отделе снабжения, где он работал, должны быть расставлены на столах письменные принадлежности, оргтехника и разные канцелярские мелочи. Казалось бы, жизнь его должна быть от всего этого безмятежной, так как его никогда не мучили никакие сомнения, и душа его не металась в приступах противоречивых чувств. На самом же деле из-за этой своей черты характера он испытывал постоянный душевный дискомфорт. На работе ему постоянно казалось, что у его коллег неправильно стоят столы и стулья, и всё, что на столах тоже, на вешалках криво висит одежда, не ровно зашторены окна, а люстра покосилась, да и косметический ремонт в их кабинете уже давно пора сделать. Слушая его ворчания, сотрудники говорили ему, что он чудак. В его же отсутствие они в слове чудак заменяли букву ч на эм. В свою очередь Степан Иванович всех сотрудников, включая начальника отдела, считал законченными разгильдяями, которых надо снова отправить в армию хотя бы на пару лет. На это один из сотрудников, его стол находился рядом, отвечал, что он служил не в армии, а в военно-морском флоте, где он круглые сутки, в течение трёх лет занимался наведением порядка на его малом ракетном корабле и поэтому он сейчас обожает беспорядок. И Степан Иванович искренне сокрушался о том, что того переучили и тем самым испортили. На улице Степан Иванович чувствовал себя не лучше. Там безобразия бросались ему в глаза на каждом шагу. То машины ездят грязные и не по правилам, то бомжи уж слишком неопрятные и вонючие, то у молодой мамы ребёнок орёт, а то просто рабочие неправильно копают канаву. И только дома его израненная душа отдыхала потому, что дома было всё правильно и как положено. Начиная от прихожей и кончая спальней везде всё было расставлено ровно рядами и шеренгами. В прихожей ровно была развешана одежда, на полу ровно, по размеру была расставлена обувь. На кухне так же по размеру была расставлена посуда и развешана утварь. В комнате очень ровно и правильно на столе была застелена скатерть, а на диване покрывало, и подушечки там лежали ровно и симметрично. В спальне же и в санузле всё было ещё правильнее, ровнее и симметричнее. И жена его ходила по квартире правильно и как положено. Она точно знала куда, когда и как ей идти и когда, как и что делать. Казалось бы, таких женщин не бывает, но Степан Иванович то ли нашёл её такую, то ли сделал из неё то, что положено. А, скорее всего он нашёл женщину, предрасположенную к слепому подчинению и потом уже довёл её до нужного ему состояния.
Но Степану Иванович, как не крути, а из дома выходить приходилось. И однажды с ним произошло несчастье. Он ехал на своем чисто вымытом, сверкающем «Иж-Комби», как всегда скрупулезно соблюдая 11равила дорожного движения. Но безопасность на дорогах не зависит от какого-либо одного участника движения. И случилось с ним то, что может случиться с любым автомобилистом, мотоциклистом, велосипедистом, и даже простым пешеходом. С лева, из-за поворота, на жёлтый свет выскочил микроавтобус и въехал ему в переднюю левую дверь. Травмы получились тяжёлые. Два открытых перелома и серьёзная черепно-мозговая травма. Но скорая приехала быстро и уже минут через двадцать пять он лежал на операционном столе в реанимации Больницы Скорой Медицинской Помощи. Здесь он вошёл в состояние клинической смерти. Но врачи были рядом и всё, что нужно в таких случаях было под рукой и потому из этого состояния его вывели без особого труда, тем более что организм у него ещё был не старый и относительно здоровый.
Очнулся Степан Иванович через три дня. Случилось это, как обычно и бывает, постепенно. Сначала появилось расплывчатое изображение, которое постепенно приобрело чёткие очертания, потом он стал различать голоса, а после этого он ощутил своё тело. Постепенно освоившись с ситуацией, в которой очутился, Степан Иванович потребовал к себе жену. И её быстро к нему привели потому, что она давно уже дежурила в больнице, ожидая, когда повелитель будет в состоянии повелевать. Тихая, незаметная женщина, скромно присев на краешек кровати, тихим голосом, всхлипывая и промокая глаза платочком, доложила, что дома всё нормально, всё на месте, всё, как обычно, но с машиной большая неприятность. Восстановлению не подлежит. Можно только ещё что – то выручить за детали, которые оказались целы. На этом посещение больного было сразу прервано, потому, что, услышав последнее известие, состояние здоровья у больного резко ухудшилось.
Жена каждый день приходила в больницу. Она приносила всё, что требовал больной, и рекомендовал лечащий врач. Она ухаживала за мужем и просиживала возле него положенные часы. Пару раз заходили товарищи по работе с неизменными апельсинами и пакетами с соком. Сочувственно качали головами, желали выздоровления и с облегчением уходили. Один раз забежала дочь, студентка медицинского колледжа, которая жила с первой женой. Справилась о здоровье и стремительно исчезла, оставив после себя всё те же апельсины, пакет сока и запах каких-то духов. Ещё пришёл инспектор ГИБДД снять показания и подписать протокол. Друзей у Степана Ивановича не было и поэтому больше никто кроме медицинского персонала не нарушат его покой. Да и не нужен ему был никто, не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор ни разговаривать из-за приступов головных болей – последствии черепно-мозговой травмы. Поэтому он больше спал под воздействием снотворных, которые ему прописали. Но постепенно боли отпустили, Степан Иванович осмотрелся по своему обыкновению и обнаружил, что в палате сплошной беспорядок. Не симметрично расставлены кровати и тумбочки, на них в беспорядке разбросаны лекарства, газеты и фрукты, в беспорядке скомканы постельные принадлежности, полотенца и одежда, а больные вообще лежат и сидят в самых разнообразных позах, кому в какой удобно. Он даже подметил, что у доктора на шее не ровно висит фонендоскоп, а у медсестёр медицинские халаты разного покроя. Степан Иванович попытался было обратить внимание на эти безобразия своего соседа по кровати, но тут, же получил такой приступ головной боли, что сразу забыл обо всём на свете. Он ещё два раза делал попытки привлечь внимание окружающих к творящимся беспорядкам, но каждый раз его останавливали приступы сильной головной боли. Поэтому он в конце-концов отвернулся лицом к стенке, что бы ничего не вплоть и не слышать. Так он и пролежал положенные ему двадцать пять дней, стараясь ничего не видеть, ничего не слышать, поворачиваясь и вставая только для приёма пищи, медицинских процедур, походов в туалет и общения с женой. А после этого, как и положено был выписан долечиваться домой. Дома, в домашней обстановке он сразу почувствовал себя лучше. Хотя эта домашняя обстановка больше напоминала казарму своим неуютом, схожестью с чем-то казённым, стандартным и банальным, для него она была родной. Здесь он быстро поправлялся и уже недели через две вышел на работу. Сотрудники встретили его по-разному. В основном с облегчением потому, что в его отсутствие за него приходилось делать его работу. Некоторые, которых он достал своим педантизмом, с раздражением, а остальные с юмором. Они указывали ему, что он не правильно сломал ногу, не в том месте у него сломалась рука, да и случилось это не в его личное время, когда он имеет право попадать в любые, какие он хочет аварии, а когда он ехал на работу и поэтому ему больничный не положен. Несмотря на странности своего характера, Степан Иванович круглым дураком не был и потому понимал, что над ним подшучивают. Поэтому он ворчал на сотрудников, что они в рабочее время занимаются пустой болтовнёй. Но постепенно всё улеглось, утряслось, шутки иссякли, и жизнь потекла, как и прежде от зарплаты до зарплаты. Известно, что у людей, побывавших в состоянии клинической смерти, часто открываются экстрасенсорные возможности. Нечто подобное случилось и со Степаном Ивановичем. Однажды на работе он долго, с не понятной задумчивостью смотрел на Григория Петровича но. наконец, не выдержал, подошёл к его столу и спросил:
