С юга донесся нарастающий гул. Павел нехотя приподнялся, посмотрел, защищая глаза рукой от солнца, и со вздохом опустился обратно на траву.
– Опять колбаса…
Колбаса чуть сбавила скорость, плавно изогнулась на кольцевом съезде, несколько секунд тянулась мимо, подрагивая раздутым лоснящимся боком, наконец кончилась, фыркнула и умчалась под мост, на запад, удовлетворенно дорыкивая на басах. Павел перевалил голову налево и покосился на часы.
– Ровно четыре минуты, – констатировал он.
Над дорогой повисло сизое марево выхлопных газов. Кусты у обочины медленно зашевелились, свернули толстые мохнатые листья воронками и направили их раструбами к проезжей части. Марево, вытягиваясь струйками, поплыло к обочине и исчезло в кустах. Воронки не спеша раскрылись в большие круглые копыта и вывернулись наискосок, глянцевой зеленью к солнечным лучам.
– А хорошие тут селекционеры, а, Роб?…
– Да, – отозвался Михайлов.
Павел снова посмотрел на часы.
– По графику сейчас должна быть сороконожка.
Сороконожка появилась почти сразу – проскочила под мостом, вывернулась вверх по кольцу и через мост укатила на юг. Снова сработали экологические кусты.
– А сороконожки – это те же колбасы, только пустые, – сказал Михайлов. Емкость сжалась и подтянула колеса одно к другому.
– Ну и что?
– Они где-то там сливают груз.
– Сливают… А почему ты думаешь, что это жидкость? – проснулся у Павла дух противоречия. – С тем же успехом может быть газ!
– Емкости эллиптические – они мягкие, их жидкость растягивает своим весом. А газ раздувал бы равномерно, цилиндром, – пояснил Роберт.
– Убедительно. На Земле было бы абсолютно убедительно, а здесь… Понимаешь, дед, меня все преследует мысль, что все тут совсем не то, за что мы его принимаем. Мы ко всему подходим с земной меркой…
– А с какой еще меркой мы можем подходить? Господи, ну видели мы десятка полтора чужих планет, но сами – все те же люди-человеки, земные, и нет у нас пока другой мерки.
– Елки-палки, но это же совсем новая планета, чужой, непонятный нам разум, и тут все может быть совсем иначе. А мы пытаемся искать аналоги чему-то земному, какие-то подобия – что за глупая предвзятость!
– Предвзятость всегда глупая… Но, кстати, – Михайлов ухмыльнулся, – твердо верить, что на другой планете все обязано быть не как на Земле – тоже предвзятость. Павлинчик, не морочь голову: обыкновенная машина, даже старомодная, с обыкновенной цистерной – и не пытайся уговорить меня, что это самоходная картофелечистка. Едем!
– Опять едем… Куда?
– На запад.
– Ну вот, теперь на запад… Зачем?
– Посмотрим.
– А может, еще полежим? Надо это… накапливать статистический материал.
– Жир ты так накопишь. Можешь в машине полежать. – Роберт встал и потянулся.
Павел с завистью вздохнул:
– Как тебя много!.. А ты мог бы донести меня до машины?
– Нет, но я мог бы погрузить тебя манипулятором.
– А вот этого не надо, он ведь железный, знаешь, какой твердый? Ну ладно, хоть подними меня.
– Пожалуйста, Поль. – Роб наклонился и резко ткнул Павла пальцем под ребро. Тот вскочил с воплем и, набычившись, ринулся на агрессора.
Михайлов поспешно выставил вперед ладонь:
– Пауль, дитя мое, веди себя достойно! За нами наблюдают сотни незримых глаз!
– …и незрячих ушей, – буркнул Павел, успокаиваясь. – Нужны мы тут кому-то… Идиотская планета! В промышленном районе, в двух шагах от шикарного шоссе, садится корабль инопланетян, мимо прут одна за другой машины, и хоть бы одна собака обратила внимание!
– Допустим, они невнимательны. Или им не до нас. А может, еще никто не знает – машины-то все автоматы, без кабин… – Роберт оглядел сзади брюки и стряхнул травинку. Подумал и добавил: – И вообще, ты ждешь нормальной человеческой реакции, а это все же не Земля, и людей тут нет. Только что сам меня убеждал, что нельзя подходить с земными мерками…
– Да уж очень тут по-земному. Такое все… пушистое, домашнее…
– Во-во. Настолько, что мы и думать забыли о бдительности.
– А какая тут, к черту, бдительность нужна? Переходя улицу, оглянись по сторонам – вот и вся бдительность. Дача! Справа садись, я поведу.
– Ты же спать хотел? – удивился Роберт.
– Раздумал. Ты меня разбудил. Теперь рулить буду.
Павел пощелкал клавишами и придавил акселератор. Негромко заворчали моторы, вездеход, переваливаясь, выполз на шоссе. Проплыла по прозрачной крыше кабины тень от моста. Вездеход быстро разгонялся. Навстречу, взорвав воздух, пронеслась очередная сороконожка. Роберт поморщился:
– Шумно у нас здесь… И припекает. Сделай тень, Паблито.
Павел затемнил крышу:
– Так хорошо?
– Более-менее. Хоть солнце в глаза не бьет. Посмотреть можно… Э-э! Гляди, что-то новое катит. Тормозни, Паш, а то не успеем разглядеть.
По встречной полосе, за грядкой невысоких кустиков, ехали, неистово лязгая, трубы – огромный пакет трехдюймовых труб, схваченных толстыми кривыми зажимами. Трубы опирались на две далеко разнесенные шестиосные тележки.
– Опять сороконожка, только распополамилась, – догадался Павел. – Вот идейка: сказка о том, как сороконожка, страдающая раздвоением личности, разделилась на две двадцатиножки.
– Правую и левую. Только пиши белым стихом, а то рифмы будут затасканные: рожки, мошки, блошки… А также стежки-дорожки.
– Напишу на привале. И потом буду читать тебе вслух.
– Да, всякая инициатива наказуема, – грустно вздохнул Михайлов и поджал губы.
Павел изобразил горделивую улыбку.
Чадя нефтяным перегаром, дребезжа и громыхая на разные голоса, проехали на восток еще шесть машин с трубами и затесавшаяся среди них рыжая сороконожка.
– Погоняй, Паулино, хватит тебе…
Павел погнал. Однообразно мелькали непарнокопытные кусты вдоль дороги, сливалось в шевелящуюся полосу серое шоссе, бахали встречные машины…
Роберт посмотрел назад и сообщил:
– За нами гонятся.
– Ну да! Кто?
– Очередная цистерна.
– Уйдем! – усмехнулся Павел и придавил акселератор.
– А зачем? Наоборот, притормози. Спешить нам некуда, посмотрим, что она будет делать.
– Например, наедет на нас.
– Увернешься, обочина широкая.
– Ну, допустим, – качнул головой Павел и, отпустив акселератор, принял чуть вправо. Он поглядывал в зеркало, а Роберт вывернулся в кресле. Но ничего экстраординарного не произошло. Цистерна своевременно вышла в левый ряд и, мелодично завывая сигналом, произвела обгон по всем правилам.
– А теперь ты ее обгони!
Павел обогнал – и опять все получилось, как положено: колбаса прижалась вправо и не выказала никаких агрессивных намерений, только снова погудела.
– Ну и что? – поинтересовался Павел.
– А черт его знает. Я пытался проявить какую-то маломальскую активность и отследить реакцию. Но разве это реакция? Все по правилам движения… Сколько прошли от перекрестка?
