Затухающее небо. Точно миллиарды мотыльков, порхают крупные снежинки. Мерцающий парк искрит многоцветными огнями. Веселится и гуляет столичный народ! Пляски вокруг костров. В огне тепло и жизнь!
Вертикальный замок залит светом, как глазурью. Он похож на сладкий свежий торт! Он возвышается до самых звезд! А под звездами – фейерверки. Цветочный порох разрывается над городом. Серпантином ложится на алмазную корку снега, осыпает сугробы и детские горки.
Ворота в Эйджгейт открыты. Как открыты сердца живых! Ворота распахнуты настежь. Искренние объятья. Долой вражду и неприязнь! Сегодня принимают всех!
Гномы в красных колпаках, а гоблины – в изумрудных. Суетливо носятся в толпе, вручая каждому небольшой подарочек: леденец, медную фибулу, заводную игрушку. Они духи-кудесники. Они приносят праздник!
По льду застывшей реки проносятся конькобежцы. Армии голосистых детишек штурмуют снежные крепости. На щеках румянец. В глазах кристаллики слезинок. Это от воздуха. Он свежий, колкий. Кусает кожу, крепко целует губы. Зимний ветер мчится по улицам. Догоняет сани. Треплет гриву лошадям. Грохочет ставнями. Тает в пламени свечей и очагов. Растворяется в уюте, заботе и доброте. Ожидание чуда. Мир родился. Разве то не чудо?
А внутри домов пахнет праздником. Пахнет тихим огнем, вечерним пламенем. Аромат коричных булочек и печеных яблок. Сдобное ореховое тесто наливается жаром, подрумянивается, хорошенько пропекается. Праздничный гусь покрывается золотой корочкой. Поросята на вертелах сочатся горячим жиром. Пьяная вишня закипает на слабом огне. Дровишки спокойно потрескивают в камине.
Вечнозеленые хвойные деревья: ели, лиственницы, сосны и пихты – сыплют иголками. На ветвях сплошное золото, сплошное серебро. Бубенцы и колокольчики. Полумесяцы и солнца. Перышки и грибочки. Скорлупки грецких орехов и желуди. Вечнозеленые деревья повсюду, везде! От самых тоненьких и до самых пушистых! Под ветвями радужные свертки. А что внутри? Сюрприз! Тайна, раскрываемая на рассвете.
Колокольный звон и перезвоны колокольчиков. Доначальное дерево, могучая секвойя, блистает жемчугами в тронном зале. Повергает в безмолвие. Сияние отражается в глазах гостей: придворной знати, рыцарей, баронов, графов, герцогов!
И каждый мужчина при параде. На рыцарях искусные доспехи, на поясе церемониальные мечи. А женщины… О, как они красивы! Платья из шелка, бархата и парчи. Ожерелья, диадемы, кольца. Сотни гостей, как сотни цветов – кружатся в свободном танце. Зеленый сменяется красным, красный переливается в синий, а синий превращается в желтый.
Красно-золотой. Развеваются красно-золотые флаги и штандарты. Трубят герольды. Кричат грифоны. Музыканты перебирают лады. От барабанной дроби сотрясается земля.
– Мир родился! Да восславим мир!
– Богов восславим!
Аплодисменты. Громкий смех. Чистая радость. Беззлобные, открытые души.
– Поднебесье! Поднебесье! Холихат! Холихат!
– Принимайте дары, не жалейте животы!
Его Величество король поднимает кубок. В золотых перстнях рубины. Королева утончена и скромна. Грива приемного сына промаслена и собрана в косички, в косичках – бусины. На голове родного сына – Малая корона.
– Да восславим мир! – гремит выразительным басом государь.
– Богов восславим! – отвечает ему королевство.
И весь людской род от Загорья и до самого Междуморья…
Темная медь на щеках Беатрис порозовела от славного морозца. Он инеевыми лозами вплетался в ее черную косу, покусывал кончик носа, схватывался с теплым дыханием.
– Беа, надеюсь, ты не подглядываешь? – все переспрашивал и переспрашивал Себастьян.
Он, крепко держа жену за руку, вел ее за собой. А она совсем ничего не видела. Только слышала гул веселящихся толп да скрип снега под подошвами теплых сабо. Овечья шубка грела сердце. Любимый человек пушистым платком перевязал ей глаза. Он сказал, что это будет сюрпризом. Неосязаемым подарком, который получают сразу, целиком и без остатка.
– Не подглядываю я, не подглядываю, – посмеиваясь, отвечала Беатрис. Ее забавляло поведение мужа, превратившегося в чистосердечного мальчишку, не ведающего ни ночных страхов, ни опасностей, ни душевных терзаний. Беатрис хотела верить, что для него они пропали, растворились, исчезли навсегда, не оставив даже желчной горечи во рту. Себастьян чувствовал себя счастливым. Он был рядом с женой. Он держал ее за руку. Даже через колючие шерстяные рукавички она чувствовала тепло его пальцев.
– Осторожнее, здесь скользко… – предупредил паладин.
Эльфийка ощутила, как мягкий и упругий снег под ногами сменился на твердый скользкий камень мостовой. По ней стучали каблуки сотен сапог и ботинок. Слышалось, как за спиной проносились сани. Кто-то переговаривался. Кто-то заливался смехом. Кто-то совсем рядом изъяснялся в любви.
Себастьян остановился и выпустил руку жены.
– Положи, пожалуйста, ладони вот так, – попросил он.
Беатрис коснулась каменного парапета. Муж обошел ее сзади. Чуть сдвинув зеленую шапку наверх, бережно развязал платок. Паладин обнял любовь всей своей жизни и прошептал:
– Можешь открывать глаза.
И Беатрис открыла. И в то же мгновение, в ту же секунду из них побежали теплые, мгновенно стынущие слезы, а по коже засеменили мурашки. Но то были слезы не от разочарования или печали. Не от гнетущего расставания, когда Себастьян, взмахнув суконным плащом и пришпорив коня, устремлялся, точно феникс, вдаль.
Эльфийка плакала от вида волшебной сказки, куда только что попала и где никогда до этого не была.
О, перед ней расстилалась панорама заснеженного Эйджгейта, столицы королевства Холихат. Город был погружен в самый светлый праздник Миросотворения. Людской праздник, превосходивший, если не по значимости, то по размаху, даже день Сошествия Ординума.
Река Бернинтайм застыла, покрылась льдом до самого центра. Цветастые переливы Мерцающего парка там, вдалеке, озаряли небо не хуже солнечных лучей. Вертикальный замок казался сладким, посыпанным сахарной пудрой и ореховой стружкой пирогом или приторным воздушным кусочком торта, вроде тех, что по особым поводам выпекала бабушка Таута. Кстати, они с дедушкой Отисом отмечали Миросотворение по людским обычаям, как и многие здешние эльфы.
«Заглянете к нам, порадуете стариков?» – с надеждой спрашивала бабуля еще на прошлой неделе.
«Конечно!» – заверяла Беатрис.
«О чем речь, госпожа Таута? Разумеется, мы придем!» – обещал Себастьян.
Беатрис видела, как возлюбленный привязался к ним за недолгие полгода брака. Для него, паладина, чьи родные были далеко в Вайнривере, лесные эльфы стали второй семьей…
