Сегодня в сад идти не хотелось. Егор долго сидел на стуле в коридоре, одевался. То штаны перевернулись карманом назад, то свитер колол шею, то ноги за ночь выросли так, что ботинки никак не налезали.
Рядом, в ванной, стирала машинка, ровно гудя. Дверь была открыта, и Егор увидел, как среди белья мелькнул его любимый большой мишка. Егор так и ахнул, как он там, в барабане?? Но тут же успокоился: всё-таки мишка – игрушка, так что ничего с ним не будет. Но смотреть было интересно (да и в сад, по-прежнему, не хотелось!), и Егор, как был – в одном ботинке – присел на корточки перед машинкой. Как раз в этот момент мишка оказался внизу. Машинка остановилась, постояла совсем немножко и плавно завертела барабан в другую сторону. И опять, и опять: постоит-постоит – вправо повернёт, постоит-постоит – влево. Мишка то окунался с головой в толщу воды, то взлетал на самый верх и иногда шмякался оттуда обратно вниз. Очень редко он взмахивал лапой, как бы приветствуя Егора, но Егор отлично понимал, что сам по себе мишка лапой махать не может, а только тогда, когда лапу держит Егор или кто-то ещё.
Мама давно звала Егора, пора было идти. Мама уже сердилась, и свитер от жары колол шею с ещё большей силой, но Егор никак не мог оторваться от зрелища стирки в машине. И казалось Егору, что плывёт мишка по синему-синему, почти чёрному морю. Штормит, пенятся волны под днищем маленькой лодочки с белым парусом простыни. Но мишка отважен. Смело ведёт он свою лодку сквозь мрак шторма, сквозь пену шипящих бурунов, и приветствует иногда Егора:
– Привет, Егор! У меня всё хорошо.
В саду первым занятием было рисование. Нужно было нарисовать зимний лес: синее небо, зелёные ёлки, белый снег.
Егор очень старался. Когда он закончил, по огромным волнам синего-синего моря на маленькой лодочке под белым парусом простыни плыл отважный мишка, приветственно вскинувший лапу:
– Привет, Егор! У меня всё хорошо!
Только был мишка зелёным, потому что коричневой краски ребятам в этот день не выдавали за ненадобностью.
Уточек у Кати было три: мама утка и две дочки. Конечно, у Кати были и другие игрушки, но купаться разрешалось только с этими. Утки замечательные: жёлтые, с черными глазками и в белых платочках с красными горошинами. Утки весело плавали, ныряли, догоняли друг друга. Иногда пытались взлетать, разбрызгивая воду, но Катя эти попытки строго пресекала.
Однажды, когда Катя и мама шли в магазин мимо песочницы, что-то ярко-жёлтое мелькнуло среди тусклого осеннего песка. Катя подбежала, взяла. Такой же утёнок, как у неё!
Точно! Как будто отбился от своей весёлой жёлтой семьи и грустит теперь в заброшенной детьми песочнице.
– Фу, какой грязный! – сказала мама, – и без глаза. Выкинь.
Но Катя выкидывать утёнка не стала, незаметно сунула в карман.
Вечером перед самым купанием Катя вытащила утёнка. Он, действительно, был очень грязным, и Катя стала его мыть в раковине, намыливая жидким мылом.
Пришла мама, посмотрела. Сказала:
– Ладно, давай помою. Но глаза у него нет, неприятный он какой-то.
Когда мама принесла Кате утёнка, он выглядел совершенно иначе, нежели утром. Жёлтый-жёлтый, весёлый-весёлый. Катя отыскала в коробке черный карандаш – нет, глазик нарисовать не получилось. Черного фломастера у Кати не было, поэтому она попробовала нарисовать утёнку глаз синим фломастером, и фломастером получилось! Уже на бегу, уже раздеваясь, Катя нарисовала утёнку и красные горохи на белом платке.
Ах, как весело было сегодня уточкам! Ах, как хлопотала мама-утка вокруг новой дочки! Как веселились малыши, и Синеглазка (так назвала Катя нового утёнка, чтобы отличать его от прежних) пуще всех.
Сегодня в детском саду праздник осени.
Вчера мама готовила Илье костюм, на белую рубашку пришивала жёлтые и красные кленовые листья. Илюша помогал маме, как мог: приносил ножницы, восхищался. И, конечно, листья накануне Илья с мамой собирали вместе.
Ирина Ивановна – музыкальный руководитель – посадила ребят на скамейку перед музыкальным залом, а сама ушла в зал играть на пианино старшим ребятам, наказав сидеть тихо и ждать своего выхода. Илья сидел на краю, потому что он выходил первым. Было скучно. Вдруг Илья почувствовал, что Артём, прижимаясь к боку Ильи, пытается спихнуть его со скамейки. Артём и Илья дружили, понятно было, что Артёму тоже скучно, и это – игра такая. Илья вцепился одной рукой в край скамьи, а другой попытался Артёма отодвинуть, но никак не удавалось. Тогда Илья изо всех сил упёрся ногой в пол и стал двигать Артёма и рукой, и боком, и другой ногой. Но тут вошла Ирина Ивановна и сказала:
– Тихо, ребята. Встали. Илья – первый. Что у тебя с рубашкой? Пошли!
Тут только Илья заметил, что один листочек сбоку оторвался, только ниточки остались, которые его держали, и пуговица на рукаве куда-то подевалась. Пока выходили, пока по очереди читали стихи («кроет уж лист золотой мягкую землю в лесу» – читал Илья), старался не смотреть на маму в зале, понимал, что она расстроится из-за листочка.
