Круг первый
Игра начинается – делайте ваши ставки!
Тарасовна ходит по сцене, прибирается, перекладывает предметы с места на место. Сегодня суббота – семья должна приехать на дачу. Уже с полчаса, как прошла электричка – но от станции два километра. Тарасовна поглядывает на часы, качает головой.
Ей кажется, что ее терпение нарочно испытывают – и она заранее сердится.
Звонит телефон, Тарасовна спешит к нему. Ее плохое настроение сказывается и на разговоре.
>Тарасовна. Маринка, ты? Вот же беспутные, так задерживаться! Не Маринка? Да, квартира Белогорова, дача, да. Нету хозяев, нету. Кого? Отродясь о таком не слыхала. Да нет же, говорю, нет у нас Трофимова, никогда не бывало. И в гости не ждем. Леонид Парфеныч приедет с минуты на минуту. Ладно, звоните, только дело это напрасное, да! (Кладет трубку.) Вот же настырная…
Вбегает Марина – не то еще девочка, не то уже девушка. Она, естественно, считает себя взрослой.
Марина такая живая и говорливая, что не замечаешь, красива она или нет.
>Марина. Тарасовна, приветик!
>Тарасовна. Одна?
>Марина. Вдвоем.
>Тарасовна. Никого не вижу.
>Марина. А голод? Второй час терзает. Дай заморить червячка!
>Тарасовна. Пойди умойся.
>Марина. Необязательно.
>Тарасовна. У меня обязательно!
>Марина(напевает, вальсируя). Тарасовна, у меня ноги не ходят! Ах, какие цветы… (С чувством.) Что за чудо наша дачка, Тарасовна! (Декламирует.) Вновь я посетил тот уголок земли, где я провел изгнанником два года незаметных… Всю неделю мечтала, что в субботу поедем сюда. На речке купаются? Достанешь утром купальник! Голубенький, с прошлого года. Тарасовна, совесть у тебя есть?
>Тарасовна(любуется). Ноги не ходят, а танцуешь?
>Марина. Танцевать я могу и голодная. Единственный способ заглушить муки голода.
>Тарасовна. И языком молотишь.
>Марина. А чем мне молотить? Хвостом? Или руки в ход пускать? (Целует Тарасовну.) Ты меня доведешь до безумия. Спроси папу – он тебе разъяснит, что от голода человек тупеет. Так что будет?
>Тарасовна. Ужин.
>Марина. А до ужина?
>Тарасовна. Колбаски найду, если предъявишь чистые руки.
>Марина. Ради колбасы можно.
Убегает, напевая. Тарасовна готовит бутерброд. Марина возвращается и хватает его со стола.
>Тарасовна. Почему одна?
>Марина. Мама с уважаемым Леонидом Парфенычем приедут на машине: на электричку они не успели.
>Тарасовна. А ты не с ними?
>Марина. Как видишь, дорогая Тарасовна.
>Тарасовна. С мальчишками ехала? Все провожатые!
>Марина. Попутчики.
>Тарасовна. Ухажеры.
>Марина. Приятели, так скажем. В нашей школе подбор мальчишек неудачный. Сплошь молчальники или трепачи, на воздыхателей не тянут. Или рожи строят, или лапы суют.
>Тарасовна. Как ты сказала?
>Марина. Ну, на поклонников… Тебе непонятно?
>Тарасовна. Я насчет лап и рож. Не люблю таких слов!
>Марина. Думаешь, я люблю? Но к мальчишкам нашей школы только такие слова подходят. Всё иное – лакировка действительности.
>Тарасовна. Разговаривать с тобой!..
>Марина. И мальчишки это же говорят. Я жуткая реалистка. Чтобы не разочаровываться, твердо решила не очаровываться.
>Тарасовна. А провожать тебя за сто верст едут…
>Марина. Пустяки! Со следующей электричкой вернутся.
>Тарасовна. И так каждый раз!
>Марина. Всего один день в неделю.
Входят Надежда и Белогоров. Ей лет сорок, ему сорок пять. Он высок, красив, благообразен, значителен. Она проста и сердечна. Неважно, красива она или нет, элегантна или мешковата. Как в дочери всё забивает порывистость и говорливость, так в Надежде всё поглощается женственностью. У нее мягкий, на полутонах, голос – такие голоса всегда называли милыми. Это словечко, вероятно, точнее всего определяет сущность Надежды: она мила.
>Надежда. Маринка! Перед ужином!
>Марина. Всё в порядке, мама. Заправляюсь перед дальним походом к столу.
>Надежда. Смотри, если потом не будешь есть!..
>Марина. Никаких потом! До ужина я еще дважды проголодаюсь.
>Надежда. Как в саду, Тарасовна?
>Тарасовна. Розы расцвели. А сирень уже отошла…
>Надежда. Пойдем в сад, Леня.
>Белогоров. Иди одна, я отдохну у себя перед ужином.
>Надежда. Работать будешь? Сегодняшний вечер – только наш!
>Белогоров(смеется). А разве не все вечера – наши?
>Надежда. Да, когда они наши. Я тебя вижу лишь в электричке, в машине и здесь, на даче, за ужином и обедом.
>Белогоров. Удивительное совпадение! Именно в это время и я тебя вижу.
>Тарасовна. Еще в клинике встречаетесь…
>Надежда. В клинике мы не встречаемся, а работаем: он дает указания, я исполняю. Лёнечка, не садись за статью. Тебя потом не оторвать, а я, честное слово, очень голодна.
>Тарасовна. Ужин готов. Через три минуты можно есть.
>Марина. Если три минуты, то пройдет ровно тридцать, пока усядемся за стол. Какая я умная, что перекусила!
Белогоров поднимается наверх, Надежда и Тарасовна скрываются за внутренней дверью. Марина, напевая, вальсирует вокруг стола. Опять звонит телефон.
Да, квартира профессора Белогорова. Я – Марина, дочь. И папа, и мама приехали, да. Кого позвать? Такого нет. Нет, и не слышала о нем. Если бы папа кого ждал, он сказал бы. Хотите, позову папу – он сам объяснит. Пожалуйста, ваше дело. Последняя электричка приходит в одиннадцать сорок – согласитесь, в гости поздно. Я всё-таки позову папу или маму, они, возможно, знают Трофимова. Как хотите. Не стоит благодарности.
Входят Надежда с Тарасовной.
>Надежда. Кто звонил?
>Марина. Какая-то женщина со станции. Узнавала, нет ли у нас Трофимова.
>Надежда. Какого Трофимова?
>Марина. Какой-то ваш с папой знакомый.
>Тарасовна. И меня о Трофимове дама допрашивала – наверное, та самая.
>Надежда. Может, из бывших наших больных? По-моему, был один полковник Трофимов, ему Леня делал резекцию желчного пузыря, я – ассистировала. Два камня с голубиное яйцо, полсотни с горошину, масса песку. И он живет не то в Коломне, не то в Зарайске.
>Тарасовна. Значит, явится с букетом – благодарить за выздоровление.
