– Щепка, ты глухая, что ли? Сказала, иди сюда!
Игнор – моё второе имя. Привыкла. Поорут и забудут.
– Щепка у нас типа гордая? Или это… считает себя лучше других?
– Слышь, Щепка? Считаешь себя круче нас?
– Да чего вы к ней прицепились? Отстаньте!
– А ты, Ванёк, вообще молчи, а то и ты огребешь.
Одиннадцатый «Е» вполне оправдывает букву, на которую называется. «Ешки» они и есть «ешки»…
Угораздило же меня попасть…
– Щепка… Нет, она меня достала! Слышь, ты?
Меня резко хватают за плечо, разворачивают. Вижу перед собой лицо Мироновой. Наверное, красивое было бы, если бы не надменная ухмылка и тонна грима.
– Мы из-за тебя «ашкам» проиграли, ты, овца! Ты нахрена сказала, что умеешь в волейбол?
Я сказала? Я никому ничего не говорила. В личном деле записано. И я-то как раз умею, в отличие от…
– Ты… – Мирон хватает меня за влажную от пота майку, толкает к стене.
Бить будет? Интересно. Это что-то новенькое.
– Мирон, да забей ты не неё…
– Забей? Да я с «бешками» забилась, что мы «ашек» уделаем, я пять косарей поставила, а эта убогая нас слила…
Продолжаю молча смотреть ей прямо в глаза. Не мигая. Что-что, а играть в гляделки я хорошо умею. Никто еще не переигрывал, кроме… Кроме того, кого уже нет. И взгляд мой не все выдерживают.
Вот и Мирон слилась, опустила свои опахала наращенные.
– Тварь, я тебя…
– Мирон, харэ! Отпусти новенькую! Она нам, между прочим, двадцать очков принесла!
Именно, в трех партиях! Но всё равно я виновата в проигрыше. Ну да, в некоторой степени… Не взяла пару подач, а могла. Но это спорт, бывает. Руки вспотели, устала, дыхалки не хватило, не допрыгнула – с моим-то ростом, метр с кепкой, ха-ха…
Ну и плевать.
Не конец света для меня.
Да уж… Если бы!
В раздевалку заглядывает наша староста Варька Сёмина.
– Ну вы чё застряли? Конор там разбор полетов хочет устроить.
Конором они называли учителя физкультуры, фамилия которого была Кононенко. В честь бойца ММА Конора Макгрегора, я так понимаю. Дебилы…
– Отвали, Сёма, у нас тут свой разбор.
Миронова снова повернулась ко мне.
– С тебя десять косарей, поняла, ущербная?
– Ты чё, Мирон, «вай» десять, ты же пять ставила? – подает голос «шестёрка» Мироновой Дунаева, по прозвищу «Дуня», я бы её иначе назвала, впрочем, кликух тут у них много, самых разных.
– Отвали, тупорылая. Пять ставка, пять – я бы выиграла. Не принесешь завтра, Щепка, процент начнет капать. Вдуплила?
– Не принесу.
– Что?
Туша Мироновой подается вперед, а рука замирает на моем горле. Да ну? Рукоприкладство началось?
– Ты… Принесёшь, ясно?
Молчу. Спорить бесполезно. Никаких денег я ей, естественно, не отдам.
Понимаю, что после этого они будут из кожи вон лезть, чтобы превратить мою жизнь в ад.
Только они ни хрена не знают, что такое ад.
Я уже в аду. Давно.
И плевать, что будет.
И на них плевать.
Поднимаю руку, беру Миронову за запястье, сжимаю с силой, стараясь отвести ее лапищу от себя. Продолжая смотреть прямо с глаза.
– Слышь, Мирон, она по ходу «рили крейзи», больная! Не связывайся с ней. «Мочканет» еще!
– Я её сама «мочкану».
Из зала раздается противный звук судейского свистка. Снова заглядывает Сёмина.
– Ну, девки, ну быстрее! Пойдем!
Миронова резко толкает меня, спиной впечатываюсь в стену. Больно. Но пофигу.
Потом неожиданно выхватывает у Дунаевой бутылку с какой-то ядовито-красного цвета газировкой и выливает прямо на меня.
Вот же с…
– Умойся, грязь, воняешь…
Просто прекрасно! Тварь… Стою обтекаю. Так неохота было в душ, теперь придется.
Почти всё это бабье братство ржет надо мной. Срываю майку, вместе с ней спортивный лифчик, мокрый и липкий от сладости, бросаю на лавку. Хватаю полотенце.
– Действительно надо умыться после твоих поганых лап.
– Что?
Но ответить Мирон уже ничего не может, так как свисток Конора под самой дверью.
Иду в душ. Хорошо. Жаль, что вода не может смыть все, что хотелось бы. Не может оставить меня чистой. Такой, какой я была еще год назад…
Не думать, Лерка, не думать…
Еле удается унять дрожь в руках.
Выхожу из душевой.
Моей одежды в раздевалке нет.
Усмехаюсь. Да уж! Как тупо! Больше ничего придумать не могли? Примитивные создания. Одноклеточные, блин…
Хорошо, хоть в кабинку я пошла в трусах.
Эти тупые овцы думают, что меня это остановит?
В руках у меня влажное полотенце, оно небольшое, не банное, грудь, конечно, им прикрыть можно, вопрос – нафига?
Смотрю на себя в круглое зеркало, висящее на стене, и выхожу в зал, нарочно хлопнув дверью.
Шоу маст гоу он… – шоу должно продолжаться.
В зале шумно, класс сидит на скамейках – девицы болтают, парни ржут, что-то бурно обсуждая, физрук Конор пытается их всех переорать, дует в свой свисток.
Он любит после игры еще минут пятнадцать мозги компостировать. Особенно когда «физра» последним уроком.
Все уже переоделись в форму. Она тут красивая, стильная и сначала мне очень понравилась, а теперь… теперь бесит. Бесит, что меня принимают как часть этого убогого мажорского гетто.
Рюкзаки сброшены на пол или стоят на коленках. В одном из этих рюкзаков моя одежда…
Выхожу в центр зала.
Тишина наступает мгновенно, словно их выключили.
Только слышно чей-то удивленный непечатный возглас.
Конор пялится на меня, вижу, как его лицо покрывается пятнами.
– Ты… Щеп… Щепкина, ты ополоумела? Ты что себе позволяешь?
– Бесплатный стриптиз, – громко выдает кто-то из стада, и остальные грохают, начиная ржать.
Я спокойно делаю несколько шагов, выходя в центр.
– Щепкина… ты…
– У меня украли вещи.
– Ты… немедленно вернись в раздевалку! – физрука даже жаль, мужик в панике, не вдупляет, что делать.
– Мне нужны мои вещи.
– Ты… – он начинает снимать с себя олимпийку, путается в рукавах, – прикройся хоть, дура, не понимаешь вообще.
– Мне нужны мои вещи.
Говорю спокойно. Смотрю спокойно. Как будто не я стою полуголая перед ними, а они передо мной.
– На, возьми… надень… – Конор протягивает мне кофту, но я не реагирую.
– Мне нужны мои вещи! Если мне не отдадут их, я пойду к директору.
– Ты… Щепкина, с ума сошла, ты… оденься немедленно!
Он пытается набросить на меня свою одежду, но я отступаю, выставляя ладонь вперед.
– Руки уберите! Трогать меня не надо.
– Ты… – физрук, конечно, в ярости, и мне его даже жалко, но…
Он делает шаг, готов меня схватить.
– Не стоит этого делать. Сами себе срок повесите. Я несовершеннолетняя. Голая. Будете доказывать, что не пытались меня совратить.
– Ты, да ты… у меня полный класс свидетелей!
– Эти, что ли? Да они вас первые и закопают.
– Ах ты… с… салага малолетняя, су…
– Оскорбление. За это тоже есть статья.
– Умная шибко, да?
– Умная.
– Да я тебя… – вижу, что ему хочется меня схватить, но теперь он боится.
Я умею пугать людей. Этого не отнять.
– Скажите, чтобы мне отдали мою одежду. Я оденусь. И о том, что тут произошло, никто не узнает. – Конору повезло, что в школе действует железное правило. Заходя в зал, все сдают телефоны. А то бы мой эпатажный демарш реально бы уже во всех соцсетях набирал «лайки». – Или я иду к директору.
