С чего всё началось? Да как у всех с приписной комиссии в военкомате. Учебный год в Смоленском техникуме электронных приборов имени Ленинского Комсомола для нас, электриков, что на первом что на втором курсе начинался с колхоза. Наша 911-Э группа два года убирала льносолому и льнотресту на полях совхоза Зверовичи Краснинского района. А в 92 мы так вообще там зависли почти на два с половиной месяца. Ну и заработали неплохо. Те, кто ездил постоянно, это ещё учесть, что наш физрук заставил нас расписаться в пустой ведомости и умотал на неделю в Зверовичи.
Военрук до нас добрался только во второй половине ноября, и заявил, что завтра вместо НВП вся группа идёт в Ленинский военкомат на приписную комиссию. Большая часть пацанов была из области, они и начали возмущаться. Старый подполковник ответил, что все уйдёте в армию из СТЭПа, а посему не фиг голосить. Мы малолетние идиоты пропустили это заявление мимо ушей, а зря.
На следующее утро люди в погонах под белыми халатами измерили меня, взвесили, поназадавали кучу вопросов о здоровье, заглянули вовсе отверстия организма, да и отправили к военному комиссару Ленинского района Смоленска полковнику Горяеву с приговором «годен без ограничений». Мама дорогая, вот это дядька! Товарищ полковник ростом был хорошо пониже моих метра семидесяти девяти, сантиметров на 12-15, да только вот в плечах он те же метр восемьдесят. А физиономию ему точно топором тесали. А руки, ё-моё, его ладонь как три моих. Вот теперь я понял, что такое тролль в произведениях Толкиена. Сидящие по бокам от него два майора на фоне комиссара просто потерялись. Голос у полковника глухой, глубокий и какой-то гулкий, что ли.
–Где вы, молодой человек, хотели бы служить?
А надо сказать, что у молодого человека в голове была каша из разного фильмов типа «В зоне особого внимания», «Ответный ход» или «Команда 33», множества прочитанных военно-патриотических книжек, ну и конечно мнение о себе, как о не самом плохом рукопашнике. Во дебил-то я был малолетний. Так что на вопрос я и брякнул:
–В морской пехоте, – вся комиссия посмотрела на меня уже заинтересованно. Горяев даже попытался на лице что-то вроде улыбки изобразить. Лучше б он этого не делал, увидишь такую улыбку в тёмной подворотне, от инфаркта ничто не спасёт.
–Что ж, если будет формироваться такая команда, мы учтём ваши пожелания, – голос комиссара зазвучал даже как-то благожелательно, – только наши призывники в основном на Северный флот уходят.
Я молчу, свои желания уже высказал. Горяев что-то черкнул в приписном свидетельстве, да и отпустил меня восвояси. Как же я был возмущён, когда прочитал в приписном «войска связи». Вот ведь гад какой! Оказалось, что у всей группы одно и то же – войска связи.
Первого паренька из нашей группы, Вовку Шевелёва из Брянска, забрали в армию осенью девяносто третьего, с самого начала третьего курса. Вот тут до нас начало доходить, что такое может случиться с каждым. И как потом, через полтора года доучиваться? Вовик своим корешам писал письма, а они уже доводили всем нам. Служил он где-то под Хабаровском, на аэродроме. В электронике он очень здорово шарил, поэтому ему выделили отдельную каморку, да и озадачили ремонтом всей и всяческой военной аппаратуры. Лишними нарядами командиры его и не напрягали, пущай паяет.
Мне повестка пришла через неделю после восемнадцатилетия. К тому времени я уже пятый месяц проходил производственную практику в электроцеху мебельного комбината «Днепр». Мне даже молоко за вредность выдавали. Да нет, не за мою вредность. Я такую могу включить, что и цистерны не хватит. А получал я свои три литра молока в месяц за вредные условия труда. Считалось, что электрики по всему комбинату работают, включая и цеха, где мебель красят и всякими лаками пропитывают. От последствий этих самых вредных условий труда электрики спасались одним способом, ближе к обеду из персонала электроцеха трезвыми оставались только мы, практиканты в количестве двух голов, да начальник цеха Сан Саныч. Даже обмотчики, которые из своей каморки в цеху никуда не выходили, умудрялись принять на грудь. Иногда мы им помогали по мелочи, и тогда получали от них порцию всяких-разных армейских баек и воспоминаний. Один из парней служил срочку в Витебской воздушно-десантной дивизии в то время, когда её перевели в состав пограничных войск и всему личному составу вместо голубых выдали зелёные береты.
Саныч, увидев повестку, развёл руками, надо значит надо. Служи мол, документы я твои в техникум отправлю. Собрав кружку, ложку да мыльно-рыльные принадлежности, я оказался на сборном пункте. Опять медосмотр, беседа с каким-то майором да просмотр патриотических фильмов. Собралось нас человек сорок, отправляли вроде куда-то под Москву, в связь. Однако после построения на обед, из строя вызвали 5 человек, включая меня, и отпустили по домам. Крайне озадаченный я уехал к себе на Николаева. Оказалось, батя в последние два дня развил бурную деятельность, и через своего одноклассника в областном военкомате дал мне таки доучиться. За что ему спасибо огроменное. А то, чует моё сердце, через полтора года я бы не то, что диплом не написал, я бы и дорогу в технарь не нашёл.
Всё лето стэповское начальство воевало с военкоматом. И в сентябре нас ошарашили – дипломы защищаем не в марте 95, а вовсе даже в конце декабря 94. Армии, понимаешь, солдаты нужны. В ритме вальса сдали отчёты по практике, написали курсовые по электрооборудованию, и уже в октябре взялись за дипломные проекты. И вот тут началось. Каждый вторник к нам в дверь звонил посыльный из военкомата и с улыбкой всучивал мне очередную повестку. Радуйся мол, вместе служить будем. И куды меня только курировавший в Ленинском военкомате нас майор Белоус не собирался отправить. И в дивизию Дзержинского, и на Северный флот, и в Коми во внутренние войска. Я со вздохом брал повестку и на следующий день в среду топал сдавать проценты по диплому своему руководителю проекта Ирине Ивановне. А затем с тем же ворохом бумаг и чертежей маршировал в военкомат, благо он от СТЭПа в трёх минутах по-пластунски, на Тухачевского. Там уже вздыхал обожаемый мною, да и всем нашим электротехническим отделением, майор Белоус.
– Товарищ майор, ну поставьте вы какую-нибудь отметку на моём деле. После защиты диплома забирайте куда хотите, – Белоус задумчиво кивал, откладывал моё дело из общей стопки в сторону и… в следующий вторник ко мне в квартиру ломился новый сайгак с повесткой. Отстали от меня только в конце ноября.
Защитился я в первый день, четвёртым из всей группы. Получил свои законные четыре балла, да и на следующий день погулял с другими, уже дипломированными техниками-электриками, ха-ха, в баре «У Кристины». Попили мы пивка за окончание нашей учёбы, и всё бы ничего, да уже на выходе столкнулся я со своей одноклассницей Юлькой. И вот с ёе-то мужем, хиповатым таким мужичком лет двадцати пяти, нарезались мы за встречу да за знакомство так, что я не помню, как домой пришёл. По свидетельствам домочадцев буянил в «плепорцию», и всё пытался выяснить у бати, почему это он трезв, когда его старший сын диплом защитил. Как в той песне, пьяный я дурак. А утром, да на больную мою бедную голову, отец мне и заявляет. Топай в военкомат, я договорился, бери документы и дуй на Краснинское шоссе в конвойный полк, там, мол, служить будешь. Там уже полгода, как и Ромка, брат мой двоюродный служит. И тут меня заклинило. Вроде как и неплохо, дома служить. Но как мог разъяснил я бате, что хочу всё как у людей, а не галопом по Европам. Хочу диплом получить вместе со всей группой, попрощаться со всеми как положено, а уж потом куда пошлют, туда пошлют. Батя только рукой на меня махнул. Ну, дурной я был в восемнадцать-то лет, дурной.
